Алишер все не трогался с места. Пассажиры заволновались. Дядечка с гусем в клетке сердито закричал:
—Почему стоим, товарищ?
Алишер был невозмутим.
— Собаку ждем,— разъяснил он.
—А чего ее ждать? — удивился владелец гуся.— Она и по ходу колбасу доест.
—Никакого «по ходу» не будет. Собаку надо высадить. Не положено в автобусах собак возить.
Как же так? Мы отъехали от поселка уже километров на десять. Ведь Шарик может и не найти дороги домой, заблудится. И все из-за меня.
—Алишер! — взмолился я.— Не высаживай Шарика. Он потеряется.
—Да пойми же ты — не имею права. Не волнуйся, он раньше тебя домой вернется. Собаки — они без карты лучше любого топографа местность чуют.
—Заблудится...— упрямо твердил я, заглядывая в глаза пассажирам.— Ведь пропадет здесь Шарик.
Тут все пассажиры заступились за Шарика.
—Собака смирная, неудобства никому не чинит,— рассудительно говорила бабуся с яблоками.— Пущай едет, милок. Куда ж ее выгонять? Не по-человечески это.
Поддержал ее и дядечка с гусем;
—Товарищ шофер, пусть покатается собачка. Да и нам веселее будет.
Чувствуя, что Алишер уже колеблется, я поспешил бросить еще одну гирьку,
—Пойми ты,— горячо говорил я.— Он бы ни за что не зашел, если бы знал, что ты его высадишь по дороге.
— Вот и предупредил бы своего Шарика заранее,— проворчал Алишер. Но в голосе его уже не было тугоплавкого металла. Алишер явно сдавался. Вздохнув, он тронул автобус, и хитрый Шарик, догадавшись, что признан шофером официально, решил выйти из подполья на легальное положение, и принялся бегать по проходу салона, как кондуктор, Плату за виляние хвостом он взимал лакомством. Одна тетечка протянула Шарику два крашеных яичка — синее и коричневое.
—Вы бы, гражданка, сперва скорлупу сняли,— посоветовал дядечка с гусем.— Разве ж собака станет их так есть?
Очищенные яйца Шарик слизнул в одно мгновение — словно вдохнул.
Мы уже причаливали к автостанции, когда Алишер с внезапным отчаянием в голосе закричал:
—Володя, прячь Шарика! Быстро! Контролеры!
На перроне, куда медленно швартовался автобус Алишера, степенно расхаживали две тетки с красными повязками на рукаве.
—Так и знал...— процедил Алишер.— Так и знал, что угодим в историю.
Я показал Шарику кулак и пригрозил:
—Цыц у меня! Сиди смирно!
Шарик подбежал и радостно обнюхал кулак, будто я показал ему котлету по-киевски. Поняв, что на совесть Шарика рассчитывать не приходится, я бесцеремонно схватил его и запихал под сиденье, а для пущей надежности плотно прижал ноги, чтобы Шарик не вылез в самый неподходящий момент. Ноги мои были сейчас как толстые решетки на окне узника. Правда, эти решетки можно было больно укусить. Но за Шарика я был спокоен. И вообще, за этот рейс ему столько перепало всякой всячины, что он вполне мог бы и сам догадаться вести себя прилично и не подводить Алишера.
Пассажиры по одному покидали автобус, предъявляя контролерам свои билеты. Я продолжал сидеть, понимая, что стоит мне подняться, и Шарик предательски устремится за мной. Когда сошел последний пассажир, контролеры заглянули в салон и, увидев меня, вросшего в сиденье, переглянулись.
—Ты чего сидишь? — спросила одна.— Заяц, что ли?
—Не заяц,— угрюмо ответил я. Положение мое было ужасным.
—Как же не заяц, если сидишь. Билета, небось, нет?— они подошли ко мне.
Я полез в карман — в тот, где еще утром лежал бутерброд — и достал билет.
—Держите...
Повертев билет, контролерша удивленно посмотрела на меня:
—И верно, есть билет... Чего ж не выходишь? Заболел, что ли?
Ответить я не успел.
Подвела решетка. То есть ноги. А точнее, то, что их у меня было только две, а не десять. Ну хотя бы шесть. Потому что в редкую ячею ног легко выполз кончик хвоста Шарика. И тут на него наступила вторая контролерша. Шарик дико взвизгнул и забился под сиденьем — оно прямо заходило подо мной упругими толчками. Я невольно вскинул ноги, и узник, обиженно скуля, вылетел из-под сиденья и молнией метнулся в конец салона.
—Что такое?! — взревела первая контролерша.
—Почему собака в автобусе?— вторила другая.— И без намордника! Это гр-р-рубейшее нарушение правил. А билет на собаку ты брал?
Я опустил голову и со вздохом уронил:
—Нет у Шарика билета, Я не знал, что ему билет нужен...
Первая контролерша подошла к кабине, откуда на меня исподлобья смотрел Алишер.
—Товарищ водитель! — торжественно начала контролерша.— Вы знали, что в салоне находится посторонний — в лице собаки без намордника?
—Знал,— кивнул Алишер.
—В таком случае вы будете оштрафованы, а ваше руководство получит письмо о случившемся. Как вы могли?! А если собака бешеная? А если кусается?
Шарик здоров как бык! — закричал я.— И Алишер... то есть, шофер... ничего не знал. В смысле, он только на половине дороги Шарика заметил... Высадить его хотел. А мы уговорили. Заблудиться он мог. Шарик наш...
—Тогда с тебя штраф! — строго сказала контролерша, отдавившая Шарику хвост. — За все штраф.
—За что за все?— испугался я.
—За то, что друг твой без намордника и за то, что без билета. Тут с тобой гражданин с гусем ехал. Так гусь его — и тот в клетке был. А зачем? А чтобы пассажиров не беспокоить. Гусь — он тоже, не хуже твоего пса, кусаться умеет. Вот его гражданин сознательно и упрятал.
—Может, и на гуся намордник надевать надо?— не выдержал я.
—А ты не огрызайся,— осадила она меня.— Твое дело — штраф платить. Ты закон нарушил. С тобой и разговора нет.
Я послушно полез в карман и достал рубль — других денег у меня не было.
—Этого мало,— сухо сказала контролерша, мельком глянув на мой тощий рубль.— Трояк нужен. Придется на работу родителей сообщить. Адрес давай. Фамилию давай.
Шарик явно был мне не по карману. По сути, я заработал штраф за то, что еще утром, по-глупому разобидевшись на Шарика, сам съел припасенный для него бутерброд. Дорогой получался бутербродик...
Алишер входил в салон, роясь в кошельке:
—Сколько надо, девочки? Я заплачу
—С вами, товарищ водитель, будет отдельный разговор! — отрезала контролерша.— А сейчас мы разбираемся со злостным нарушителем правил пользования пассажирским автотранспортом. С него особый штраф.
—Понимаю, понимаю... — миролюбиво сказал Алишер.— Я ведь ему одолжить хочу. Понимаете?
—Знакомый, что ли? — покосилась на Алишера контролерша и, взяв у него зеленую бумажку, выдала мне квитанцию. Держи,— сказала она.— И скажи спасибо шоферу — выручил он тебя. Квитанцию родителям отдай — пусть деньги вернут твоему спасителю. И спасибо пусть скажут.
Кажется, история катилась к благополучному завершению. Протянув мне квитанцию за штраф, контролерша оглянулась на Шарика и, не выдержав, улыбнулась и погрозила ему пальцем:
—Гляди, пес, больше не подводи хозяина.
Это была роковая улыбка. Шарик, подумав, что ему вновь сошло с лап, привел хвост в движение и подбежал к контролерше, благодарно заглядывая ей в глаза.
—Ишь, обрадовался! — восхитилась контролерша.— Набедокурил и радуется. Впервые вижу собаку, которая проехала зайцем.
Шарик был прощен контролершами, и прощение лежало сейчас у меня в кармане в виде квитанции за уплаченный штраф.
Видимо, внезапная тревога, вызванная дискриминацией хвоста, заставила Шарика не только удрать в конец салона, но и начисто позабыть о том, что всю дорогу ему перепадало от пассажиров перекусить. Боль в хвосте перечеркнула сытость. Похоже, все калории, полученные Шариком за день в виде пищи, стремительно ринулись в хвост, чтобы объединить усилия и победить боль. Тоска в глазах Шарика ясно говорила сейчас о том, что он хотел бы малость пожевать и не прочь освежить в памяти, как это делается,
И он взялся за старое — принялся вновь обнюхивать мой Карман.