Мы протянули ему фото.
— Узнаете эти деньги? — спросил я.
Водяной Знак пристально глянул на меня и с подозрением спросил:
— Вы, пацаны, из милиции, что ли? — и рассмеялся.
— Нет, из школы, — серьезно ответил Андрей.
— Я царские бабки не имею и не продаю, — покачал головой Водяной Знак. — У меня другая тематика.
— А кто продает?
Водяной Знак надолго приник к снимкам, разглядывая, и с уверенностью сказал:
— Такие у многих есть. Достать можно. Ходовые. Особой ценности в них нет. Не дефицит.
— А где их можно было достать? — осторожно спросил я.
— Да хотя бы и здесь. Всей этой куче червонец цена. От силы.
— Это же девятьсот рублей! — воскликнул я, с недоверием глянув на нумизмата. Водяной Знак с достоинством повторил:
— Красная цена вашему сокровищу — червонец. Если вам нужны еще такие — могу устроить. Это не сложно. Телефончики имею…
К нам подошел продавец. В руках у него была какая-то смятая бумажка.
— Мальчики, вам повезло! — сказал он, улыбаясь. — Я ведь вспомнил того мужика, что первую вазу брал у нас. Он в тот день коня привез сдавать на комиссию.
— Коня?
— Ну да! Каслинское литье. Отличная работа. Редкая вещь. Вон он стоит, красавец. В сотню мы его оценили. Дорого, конечно. Но вещь того стоит. Раритет, можно сказать. Редкость, одним словом. Ничего, продадим. Этот коняга своего покупателя ждет. И дождется! Он ведь к любому не пойдет, а только к своему. Вот и квитанция, если вам интересно.
Боясь самого себя, я скосил глаза в квитанцию и прочитал: «Конь каслинского литья. Сдатчик — Суровцев Д. П.».
Динэр Петрович? Ромкин отец? Невероятно!..
— Я его вспомнил! — рассказывал продавец. — Как не вспомнить владельца такого шикарного коняги!.. Он, стало быть, жеребца этого сдал и давай по магазину ходить. Час ходил — не иначе. Ничего не купил. А потом уставился на эту вазу и давай хохотать. Что его в ней рассмешило — ума не приложу. Сюжетец вроде не комический, даже грустный, можно сказать. Аляповато, правда, сделано, халтурка, одним словом. Цеховики, видать, сработали. Змеи больше на дождевых червей смахивают. Но ведь людей душат — не кроликов, чего уж тут смеяться. А товарищ мигом бумажник достал и прямо затрясся:
— Мне эта ваза дико понравилась, давайте ее сюда.
Запомнил я его, запомнил. Как же… Такой конь…
Мы возвращались к машине, оглушенные услышанным. Выходит, Ромка не находил вазы в огороде, а просто принес ее, купленную в комиссионке, да еще и набив царскими деньгами. Вот, мол, товарищи, ценный клад. Сдаю безвозмездно. И не надо никаких специалистов… Ясно теперь, почему не хотелось ему специалистов. Конечно! Ведь эксперты не хуже продавца из комиссионного магазина и не хуже этого чудного Водяного Знака разобрались бы — что к чему. А ему, Ромке, славы хотелось, уважения, почета. И Динэр Петрович, папаша его, каков! Думает, если он завмаг, так можно и почет купить для своего Ромки. Всего-то за двадцать рублей. Ловко, ловко…
Я глянул на Андрея и испугался. Лицо у него потемнело.
— Что с тобой? — спросил я. — Ты не заболел?
Андрей затряс головой, глаза его засверкали и он дрожащими губами обронил.
— Г-г-гад он! Р-р-ромка…
Я понимал Андрея. Ему, конечно, обиднее всех. Ведь каково ему будет вспоминать, как фотографировал он этого вруна Ромку для Доски почета?..
… Мы молчали. Мурад не выдержал долгой паузы.
— Что случилось, братишка? — обратился он к Андрею. — Пленки не достал, да? Зачем молчал? В один магазин нет, другой нет, в третий есть. Я бы поехал, нашел. Зачем молчал?
Андрей вздохнул и не ответил, а только пошарил в сумке и показал Мураду коробки с пленкой.
— Есть, да?! — обрадовался шофер. — Вот хорошо. А ты меня когда сфотографируешь?
Андрей сурово молчал. Обиженный его неприветливостью, умолк и Мурад.
Мы въезжали в поселок, когда навстречу из-за поворота вырулил знакомый мотоцикл лейтенанта Барханова. Он притормозил и сделал нам знак рукой.
— Вернулись? — улыбнулся он. — Молодцы. Вас ждут. Все только и говорят про вас. Я-то сам телевизор не смотрел… Но мне рассказали… Слушай, Андрей! А ты, правда, про утюг по телевизору? Или шутят?
Андрей вяло махнул рукой.
Лейтенант Барханов отогнул полог, укрывавший люльку, и приподнял лежавшую на ее дне мешковину.
— Вот, в Ташкент везу. Дело у меня в Институте судебной экспертизы. Заодно решил и ее захватить. Узнаете?
Как не узнать! Это была та самая мешковина, в которую, если верить Ромке Суровцеву, была укутана найденная в огороде ваза.