Средний вариант давно представлен ей в виде Леонта.
— А твой муж? — спрашивает Анга.
— Он вообще никто. Гениален, как все дураки…
Иногда она сама гадает, что ей надо. Образ мужчин смутен и расплывчат, лучше знакомиться с ними на расстоянии.
— Никто?
— Если бы ты знала, ты бы не задавала вопросов.
Попробовала бы она сама ответить.
— Но я-то знаю! — загадочно признается Анга. Воистину говорят: кусочек утки — есть чашка кофе, — объясняет Анга. — Кусочек плоти — уголок Вселенной. Не правда ли, точно? Ты даже не раскачиваешься и не думаешь в обычном смысле слова, а просто — "жик-к-к…", и ты уже… Я бы с удовольствием кого-нибудь подвезла. А с другой стороны, разве люди годятся для этого. Слишком сырой материал, разве что Платон? Но он, подлец, приземлен. У него, знаешь, слишком развито только одно место. Он вообще болен. Как я с ним живу! Если бы какая-то другая, она бы с ним давно развелась. Но я-то терпелива. Может быть, в целом свете. Может быть, мне нет равных. Мужчин я не люблю, просто ненавижу.
— Я устаю, я так устаю, — твердит Мариам, — у меня ничего не получается. — Она удручена. — Возможно, я вообще ставлю не на ту лошадку…
— Еще немного, и дело выгорит, — утешает Тертий, как человек, который ради славы готов влезть в любую шкуру. — Мы создадим неповторимый шедевр…
Вся его писанина сплошное салиромание.
— Ах, мои бедные ноги! Я каждую ночь пробегаю больше, чем вы все за целую жизнь.
— Не устроить ли нам сегодня ночь стихов? С выпивкой и женской борьбой?
— Нет сил, я не верю. Однажды ты уже не веришь. Тебе все равно, словно ты мягкая, безвольная подушка. Тебя положат, и ты лежишь…
— Предположим, я скажу тебе одну вещь, как ты ее воспримешь?
— Вдруг я тебя послушаюсь…
— Анга — дура… — сообщает Тертий.
-..?!
— Вы его пожалейте, он несчастный человек, — просит Анга.
— … только об этом не подозревает, — замечает Леонт.
— … как же он обходится? — спрашивает Хариса.
— Содомические наклонности… Лучше в ладошку, — соглашается Тертий.
Хариса вопросительно молчит.
Мариам поясняет:
— Нет, он не "кока" — за совращение несовершеннолетней…
— … через простыню, — кается Тертий.
— … и фроттаж… — добавляет Мариам.
— … и початок кукурузы…
Вялая челюсть от удовольствия описывает дугу — воспоминания свежи — еще бы: трое детей, жена и хитрая любовница — жизнь не блещет разнообразием.
— А я учусь манипулировать Леонтом, — признается Хариса.
— И что же? — хором спрашивают Мариам и Тертий.
— Иногда я его оставляю в дураках…
Он выключается, как приемник, как старый, изношенный граммофон.
В глубине деревьев, за спиной жены, кто-то делает ему знаки. Он приглядывается и узнает Тамилу.
Чтобы подойти к ней, ему приходится пересекать площадку перед домом, полную всех этих самых… эгрегор…
Данаки удивленно провожает его взглядом. Даже Платон отрывается от Саломеи — невольный предатель.
— Он еще здесь? — спрашивает у высокой женщины с маленькой головой.
— Леонт! — восклицает Саломея.
Она порывается бежать следом — огорченный козленок.
— Я собираюсь за него замуж… — радостно сообщает женщина.
Вместо Тамилы Леонт видит Мариам.
— Анастасия весь вечер ищет тебя, — говорит она. — Что ты там ей наобе..?
— Наверное, мороженого, — шутит Леонт.
— Тамила ей все рассказа…
Леонт подмигивает Платону. Он никак не может вспомнить, что ему надо сделать. Несомненно, что-то важное, от чего зависит, как кончится этот вечер.
— Послушай, — спрашивает Платон, когда Мариам замолкает, — у тебя неприятности?
"Мне надо у нее что-то узнать, — вдруг вспоминает Леонт, но что — не помню?"
Мариам внимательно изучает его лицо.
— Я должен… — говорит ей Леонт.
— Да, я знаю, — говорит Мариам. — Я знаю. У тебя есть дочь?
— Да, точно, — сбивается он. — Я ее еще не…
— … ищет тебя… бедная девочка… так счастлива…
Его затягивают против воли, сталкивают со ступеней…
Кто-то из двоих: Мариам или Тамила, забирает портфель с деньгами.
Там, в глубине, под плоскими камнями и "рубашками" гранат. Смотрят вверх, как звездочеты. Кинет кто-нибудь наживку. Актинии не в счет. Приятно болтаться на леске, хотя и не воспринимают полноценной рыбой. Быть съеденным ею же самой — по кускам, сантиметр за сантиметром, и при этом пытаться плыть, виляя обрубком. Не дождешься жалости рыболова.