Окруженный толпой местных жителей, Никос отвечал на вопросы и в то же время искал взглядом своих стариков. Вдруг из группы дружинников навстречу Никосу шагнула Елени. Глаза ее лихорадочно блестели, на щеке была царапина. Сестренка была перепоясана офицерским ремнем, на котором висели гранаты и револьвер в кобуре. Широко улыбаясь, Никос раскинул руки, ожидая, что Елени бросится ему на шею, но она, щурясь, посмотрела ему в лицо и коротко сказала:
— Здравствуй, Никос.
Никос взял ее за плечи, встряхнул:
— Да ты у меня, оказывается, вояка! Заправский клефт, вот только усов не хватает. Ну, здравствуй, сестренка.
— Я вижу, ты выступаешь в новом качестве? — спросила Елени. — Носитель высшей государственной мудрости?
— Постой, постой, — Никос отпустил ее, огляделся. Десятки людей, молодых и старых, сугубо мирных и увешанных оружием, с интересом наблюдали за необычной встречей брата и сестры. — Ну-ка, отойдем в сторонку.
Они выбрались из толпы, остановились у стены. Мимо торопливо проходили люди, старавшиеся пробраться поближе к командирам, искавшие в толпе своих.
— Ну-ка, объясни мне, в чем дело, — сказал Никос. — Набросилась на меня, как тигрица. Или ты не рада меня видеть?
— Такого — не рада, — резко ответила Елени. — Проповедника закона и порядка не ожидала увидеть. Теперь я понимаю, что компромисс в верхах зашел довольно далеко, если и ты стал его сторонником.
— И все-таки я не понял, — сказал Никос. — Тебе не понравилась моя речь?
— Нет, отчего же! — язвительно сказала Елени. — Она должна была всем понравиться. Всем угодить — вот чего ты хотел. И хозяйчикам, и рабочим, всем нужен правопорядок. Какой правопорядок — вот вопрос.
— Какой же? — спокойно спросил Никос.
— Революционный! Вот какой! — почти крикнула Елени. — Идет народная революция, ты понимаешь? Революция, а не просто военные действия! Революция снизу! Рабочим не интересно, о чем вы там договорились в верхах. А слова «революция» в твоей речи я что-то не расслышала. Или, может быть, я его пропустила?
— Ты забыла, что мы не на коммунистическом митинге, — мягко сказал Никос. — Зачем отпугивать людей, которые…
— Вот именно, всем угодить, этого ты хотел.
— А ты хотела бы, чтобы назавтра в банде Пулидиса появилась лишняя сотня бойцов?
— Ты должен был посоветоваться с нами, — упрямо сказала Елени. — Ты должен был считаться с настроениями на местах. Рабочие комитеты хоть завтра готовы были взять все предприятия города в свои руки. Ты их обезоружил своей сегодняшней речью! А земля? Ты же ни слова не сказал о земле, как будто Амальяда плавает в воздухе! Народная революция, народная власть, социализм — вот какие слова должны были быть в твоей речи, вот чего мы ждали от тебя. И пусть у Пулидиса появилась бы лишняя сотня бандитов, пусть даже тысяча, десять тысяч. Все они были бы по ту сторону баррикад: все эти хозяйчики, спекулянты, землевладельцы. А по эту сторону — весь вооруженный народ. Почему мы должны ждать директив какого-то там правительства, искусственно созданного в Ливане?
— Хотя бы потому, — тихо сказал Никос, — хотя бы потому, сестренка, что в это правительство входят министры и от нашей партии. От нашей с тобой партии, сестренка.
— Так это ошибка! — гневно сказала Елени.
— Не здесь и не на таком уровне мы будем этот вопрос обсуждать, — ответил ей Никос. — Кроме того, я убежден, что ты неправа в принципе: время размежевания еще не пришло.
— Ну да, конечно, — Елени усмехнулась. — Ведь вы же переданы под командование генерала Скоби. О каком размежевании можно здесь говорить?
— Очень огорчила ты меня, сестренка, — грустно сказал Никос. — Очень огорчила…
Он отвернулся, и Елени со слезами припала к его груди. Никос гладил ее по голове, успокаивал, что-то говорил — и вдруг почувствовал, что на него пристально смотрят. В толпе, вновь обступившей их со всех сторон, стояли Георгис и Василики — седые, старенькие, с лицами, потрескавшимися, как земля, похожие друг на друга, как все старики, прожившие долгую жизнь вместе…
Первого октября 1944 года передовые части ЭЛАС вышли к городу Патры. Три дня продолжались тяжелые бои за каждый квартал, за каждую улицу столицы Пелопоннеса. Четвертого октября последний немецкий солдат был сброшен в море. А вечером того же дня в нескольких километрах от Патр начали высаживаться английские парашютисты. Под звуки угасавшего в городе боя первая группа десантников подготовила посадочную площадку. И к ночи под Патрами уже стояли две английских бригады — воздушно-десантная и танковая. Не приближаясь к городу, англичане спокойно дождались окончания боя, проследили за беспорядочным отступлением немцев, даже не пытаясь ему помешать, а наутро бойцы ЭЛАС увидели на улицах взятого ими города английские танки. Это был первый десант союзников на территории Греции.