Он неуверенно оглянулся на офицеров — они были траурно-серьезны. Никто не хохотал и даже не улыбался.
«Но что я могу? — робко спросил Цукалас. — Я сугубо мирный, штатский человек. Зачем я вам нужен?»
«О, вы еще не знаете, на что вы способны! — возразил полковник Симос. — Мы видим вар министром юстиции в военном правительстве. У вас отличные рекомендации, Цукалас, мы очень вас ценим».
«Рекомендации? — озадаченно переспросил Цукалас. — Но кто же мог за меня поручиться?»
«Я! — гордо сказал полковник Симос. — Не надо благодарить».
«Но как же… — дрожащим голосом начал Цукалас. — Я защищал Белоянниса, и вы это отлично знаете!»
«Э! — полковник махнул рукой. — Зачем вспоминать такую давность? Вы защищали его, я его судил. Все это было слишком давно!»
«Давно? — Цукалас удивился. — Но это было вчера, полковник!»
«Вчера был хаос, — загадочно произнес полковник Симос. — Партии, коалиции, коммунистические агенты — все это кануло в вечность. Сегодня у вас на глазах рождается новая Греция! Вы присутствуете при родах, Цукалас, гордитесь! Гордитесь — и будьте крестным отцом новой Греции!»
«Все это так неожиданно… — Цукалас растерянно присел на край постели. — Право, я очень польщен доверием новых властей и вашим доверием, полковник… Но вы не должны забывать: у меня очень сложное прошлое. Я был кандидатом левых, полковник!»
Цукалас никогда не был кандидатом левых и сам удивился, как эти странные слова могли слететь с его языка. Удивился — и испугался. Но полковник был даже как будто удовлетворен его признанием.
«Да, нам известно, что вы были кандидатом левых. Но нам известно и то, почему вы им были. Вы хотели лучше узнать своих будущих врагов. Вы всю жизнь готовились к этому дню, Цукалас! Сегодня пришел ваш час. Впрочем, у вас еще есть возможность застрелиться. Никто вас не обезоруживал. Выбирайте».
Цукалас задумчиво положил пистолет на ночной столик.
«Вот так-то лучше! — Полковник Симос радостно засмеялся. Он все еще стоял у дверей, торжественно держа фуражку у локтя. — Не будем же терять времени! Страна изломана, исковеркана распрями, страну надо положить в гипс. И пусть миллион человек переселится в концлагеря, миллион — это не вся Греция».
«Еще один вопрос, полковник, — осторожно сказал Цукалас. — Какая партия пришла к власти в результате вашего… вашей революции?»
«Никаких партий! — заверил его полковник Симос. — Мы все, как и вы, национально-мыслящие. К власти пришел греческий народ!»
«Ну что ж, — Цукалас с достоинством поднялся, снял шляпу. — В таком случае я согласен».
«Мы рады приветствовать вас в своих рядах! — напыщенно произнес полковник. — Все эти люди, вся эта боевая техника присланы сюда командованием только для вашей охраны. А как вы думали, Цукалас? Здесь, в Колонаки, танки не нужны. Танки нужны совсем в других районах!»
Польщенно улыбаясь, Цукалас шагнул вперед и протянул полковнику руку. Но странно: полковник как будто растерялся от этого чисто дружеского жеста. И офицеры-танкисты тоже озадаченно переглянулись. Гука Цукаласа повисла в воздухе.
«Ну, что же вы, полковник?» — сконфуженно проговорил Цукалас. — Повторяю: я согласен».
Лицо полковника Симоса исказилось. Преодолевая то ли отвращение, то ли боль, он подал адвокату руку, и, когда их пальцы соприкоснулись, Цукалас дико вскрикнул: рука полковника была холодна, как сухой лед. С мучительной улыбкой бывший председатель военного трибунала все крепче сжимал руку Цукаласа. На лице его выступили темно-синие пятна, зубы оскалились.
Судорожно пытаясь освободиться от этого рукопожатия, Цукалас затравленно оглянулся — спальня была полна стоящих трупов. Сосредоточенно улыбаясь, мертвецы в черных беретах наблюдали за тем, как Цукалас пятится к постели, и лица их быстро обугливались.
— Нет! — закричал Цукалас. — Нет!
Выдернув руку, он навзничь упал на подушки и проснулся.
— Боже мой, боже мой… — бормотал Цукалас, подбегая к окну и отдергивая штору. — Боже мой, что за бред, что за чушь…
Улица была пуста. Светлые плиты мостовой казались розовыми от рассвета. Спящий город, разбросанный внизу, среди лесистых холмов, был так прекрасен, что Цукалас непременно умилился бы, если бы в голове его хоть немного прояснилось. Но спальня была по-прежнему полна удушливой дизельной гари, а тесно сжатые пальцы правой руки нестерпимо ломило от холода. Поднеся руку близко к лицу, Цукалас долго и внимательно ее разглядывал…
…Никос вышел из машины первым. Прищурился на яркий свет, расстегнул ворот рубашки.