Две сестрички заговорщицки переглянулись между собой, подмигнули друг дружке, и медленно пожали плечами. Сопровождалось это все вздохами обречения и обиды.
- Эй, вы чего? – не унималась Милана, вдруг перестав жевать. На их глазах, она вся сжалась и испуганно переводила взор с одной блондинки на другую.
- Да так…Простить-нельзя-помиловать, - медленно, растягивая каждое слово, прокомментировала ситуацию прокурор.
- Вот-вот, - подхватила волну самая младшая из них, - Что скажешь, Линчик?
- Девочки, ну я ж шучу, - заныла фотограф, поднимаясь с места, и начиная по очереди обнимать и целовать сестер. И было в ее поведении столько искренности и отзывчивость, что девушки не удержались. Первой сдалась Полина, тут же запричитав:
-Хватит меня слюнявить, а то прямо как собака.
- Фу, шармон, - скопировав интонацию давно ушедшей бабушки, выдала Милана, и все дружно рассмеялись. Как можно обижаться или таить зло на самых родных и близких? Ведь по сути, нет в мире больше иных людей, чем семья, возможно и не будет, которые любят друг друга просто так. За то, что существуют.
- Кстати, как у тебя дела на работе? Так ведь и не ответила.
После того, как бутерброды, салаты были успешно поглощены, фотограф поднялась с места, и поставила чайник на плиту. Маленькая вспышка, и он уже медленно грелся на огне, издавая булькающие звуки.
- Все хорошо. У меня новый шеф, я кажется вам говорила об этом в прошлый раз. – начала из далека девушка, приступив к уборке грязных приборов со стола. Делала она это быстро, решительно и с долей некоего отчаяния. На что отреагировала сначала Полина. Присев на краешек стула, внимательно следила за старшей сестрой.
- И? – переспросила она, подозрительно прищурившись, ожидая продолжение рассказа. Замерла и Милана, по-своему оценив реакцию беседующих. “Наострила ушки-локаторы”, так сказать.
- Ну, пока не знаю. Работы много. Вы же знаете, чем я занимаюсь….
- Абстрактно.
- Шапочно, - в один голос ответили сестры. На столе в то же время появился сервиз для чая: белоснежный чайник, сахарница и три чашки. Это произведение фарфорового искусства очень любила их бабуля. Как только вся семья собиралась за столом, она доставала его, правильным способом заваривала чай, и всех угощала. – Нам твои дела и расследования не очень-то и интересны. Ты про шефа расскажи. Хорош собой? Женат? Дети есть? К тебе приставал?
- Милка. Подожди ты, - оборвала ее Полина, подвигаясь ближе к сестре. – Линчик, мы же от тебя теперь не отстанем.
- Да, верно! Ждем пикантные подробности. Уже целовались? И как?
-Милана! – резко воскликнула прокурор, ударив тарелку о бортик умывальника. Звук разбивающейся посуды был подобен выстрелу, раздавшемуся в помещении. Все вздрогнули.
- Я в курсе, что я Милана. Уже двадцать пять лет. Только ты мне зубы не заговаривай, поняла? Я жду… подробностей.
Фраза, произнесенная с такой чувственной заминкой, заставила девушку смутиться. Она отвернулась от сестер, и сделала вид, что тщательно собирает осколки разбитой тарелки. Секунды тянулись точно улитки на марафоне – вот вроде и прошли, вроде - и нет. Чайник стал выбрасывать вьющуюся струйку пара, привлекая к себе внимание.
Полина, отодвинув сестер, подошла к шкафчику. Доставая чай, она продолжила:
- Мы все еще тут и ждем.
- Вот и ждите. Ничего больше не скажу. – пробурчала Елиния, не глядя на собеседниц.
- Как хочешь, - отмахнулась Милана, и перейдя на шепот, адресовала следующую фразу младшенькой девушке: - Я у Феди все разузнаю. Он мне все расскажет.
- Попробуй только, - рявкнула Елиния, оборачиваясь. – Лятошинский вас продаст за ящик коньяка. Каждую!
Сестры тут же отскочили в сторону, заулыбавшись. Знали, есть в старшей блондинке черта характера – она быстро вспыхивала, и так же быстро отходила. Потому, раздразнив ее, они радовались столь сильной эмоциональной реакции.
- А что? – как ни в чем не бывало, продолжила Полина. – Ты нам ничего не говоришь, а мы же волнуемся.
-Да, переживаем. Ночами не спим, - закивала фотограф.
- Ой, не ври. Слышала я далече, как ты “плохо спишь ночью”. Почти храпела.