За день несколько раз подметешь хлебные крошки. Говоришь, нет там ни комнаты, ни старухи. Зеркало. Не верит.
— Как это нет. Комната, большая, светлая. И одна разъединая старуха. Голодная. Вот и дала ей хлебца.
— Поела?
— Пожевала малость.
Меня она любит и хочет, чтобы я была постоянно с ней, но что я дочь ее, не помнит.
Печатаю на машинке и вдруг ловлю на себе добрый внимательный взгляд мамы. Слышу ее шепот:
— Какая ты старенькая, Таня. Мать-то у тебя жива ли?
Обниму ее, шутливо, чтобы не расплакаться, говорю:
— Жива. Мы с ней сейчас обедать будем.
