- Конечно, казнить пленников - варварство, - ехидным голосом произнес Базальт, которому активное участие в битве позволило быстро оправиться от ужаса, пережитого на алтаре Уфу. - Но к чему их приспособить? Человеческие жертвы богам Триединства не нужны, работать джегги не станут, что ж их теперь, содержать в клетках, как зверей, для потехи народа?
- Тихо, господа! - вдруг одернул всех Малахитус.
Он почти не слушал гневных тирад, неотрывно глядя на статую Уфу Темного.
- Взгляните, госпожа Сердолика, кажется, статуя как-то реагирует на наши слова, - сказал он и обратился к Золотым Леопардам. - Ну-ка, повторите ваш приговор, господа рыцаря!
- Смерть им! Они убили нашего лорда! - снова воскликнули те, и при этих словах уже все присутствующие, а не только один Малахитус, заметили, что статуя улыбается гораздо наглее и отчетливее! Ужас захолонул сердца.
- Вот что бывает, когда поддаешься порывам гнева! Злоба - пища тьмы, а вы забываете об этом! - сказал ректор Академии.
- Все равно они должны умереть, - настаивали рыцари и некоторые маги. Особенно рьяным был тот, который прятался за алтарем Уфу.
В это время Оливино, который стоял поблизости в качестве охраны и до сих пор, соблюдая порядок, молчал, вдруг поднял руку.
- Молодой человек, Вы что-то хотите сказать? - обратился к нему Малахитус.
- Извините, господа воины и маги, - начал Дикий Кот. - Я всего лишь скромный лучник, но у нас в Кин-Тугуте говорят: если стая грачей раскаркается - жди ястреба.
- Странная поговорка, я ее никогда раньше не слышал, - произнес верховный чародей Академии, пристально глядя в глаза стрелку. - И на что же ты намекаешь?
- У нас так говорят, когда считают, что для решения вопроса нужен кто-то более сильный и мудрый, чем все присутствующие. Вот недавно, да Вы, господин Малахитус, наверное, знаете об этом, нам случилось быть в гостях у матушки Хвощ...
- Господа, так ведь это же моя первая учительница! - воскликнул Малахитус и добавил: - Живет она неподалеку, так что я сейчас же пошлю ей магическую весть.
Прошло совсем немного времени, и прямо возле статуи Уфу появилась матушка Хвощ в своем неизменном платье и пушистом венке из хвощей. Небольшими шажками подойдя к Малахитусу, она крепко обняла его и сказала:
- Вы герои, настоящие герои.
- Дорогая госпожа Хвощ, - печально ответил ректор Академии. - К сожалению, наш героизм мало к чему привел. Скольких мы недосчитались, как все печально и тягостно.
- А это что у вас такое? - волшебница обернулась к статуе. - Поразительная скульптура. Я думаю, это настоящий символ Тьмы... С ней нужно немедленно что-то делать.
- Поэтому мы и вызвали Вас, - Малахитус тут же вспомнил о цели своего магического послания. - Нам нужна помощь. Эта статуя словно смеется над нами, никакие магические ухищрения не позволили нам ее разрушить, а сегодня она улыбается особенно жутко.
- А что, она как-то реагирует на ваши действия?
- О да! Когда рыцари Золотого Леопарда требуют казни пленников, она прямо-таки светится злобной радостью!
Некоторое время матушка Хвощ молча смотрела на изображение темного бога, и, наконец, сказала:
- Вот что, дорогие мои! Зло всегда родит новое зло, даже если исходит от победителей. Как вы думаете, все ли джегги осознавали, что они творят? А не остались ли у них в степи жены и дети? А если вы убьете коллегу, сбившегося с пути, не вольется ли его магическая мощь в темный поток? Я думаю, не стоит торопиться с приговором, подождем хотя бы до завтра.
Никто и представить не мог, что при этих словах статуя Уфу скривится, как будто она съела червивую сливу.
- Смотри у меня! - волшебница погрозила ей своим сухим пальцем и добавила, обращаясь к собравшимся: - Вот видите, ей не нравится милосердие! Никаких казней! Хватит крови!
Зловещее изваяние слегка задрожало. Увидев это, Малахитус, которому по его натуре излишнее кровопролитие казалось чем-то богопротивным, громко произнес:
- Мы помилуем всех! Нашей магической мощи хватит на то, чтобы стереть у пленников из головы все, что связано с этим ужасным походом! Джеггов мы пошлем восстанавливать Стефеншир, поставив их под строгий надзор магов шторма. А что касается Опалуса, то этого отступника мы полностью лишим памяти, рассеем все его магические способности и отдадим в монастырь Триединства, где его снова научат жить обычной человеческой жизнью. Это нелегко, но мы справимся. Выполняйте!
Едва он произнес эти слова, статуя Уфу накренилась и начала медленно заваливаться набок. Изумленные сторонники казни не могли ничего возразить.
Тем временем Аметисто разыскивал Сапфиру. Радость победы привела его в приподнятое настроение. Ему казалось, что сейчас он способен сказать девушке все, что так долго таилось в его сердце.
Нашел он ее в одной из палаток лазарета. Сапфира лежала, устремив печальный взгляд на полотняный потолок. Положение воительницы, выбывшей из строя, пусть даже и временно, не доставляло ей удовольствия, но она терпеливо ждала, понимая, что рана ее не опасна, и скоро все будет в порядке. Молодой чародей тихонько подошел и встал на колени у ее постели.
- Аметисто, как я рада, что с тобой все в порядке! - воительница попыталась улыбнуться и добавила, увидев выражение некоторой тревоги на лице мага: - Не волнуйся за меня, обо мне хорошо заботятся, и я скоро встану в строй.
- Может быть, я могу чем-нибудь помочь тебе, Сапфира? Я член гильдии шторма и кое-что умею по части лечения.
- Маги-целители, которые осматривали мою рану, сказали, что заклинаний и снадобий применено уже достаточно, и надо положиться на природу. И все-таки спасибо за твое участие, ты действительно настоящий друг.
Эти слова глубоко опечалили Аметисто, ему не хотелось верить, что девушка относится к нему чисто по-дружески. И маг решился снова заглянуть в ее мысли, хотя бы на минутку. После памятного привала во время отступления из Стефеншира он ни разу на это не осмелился. Каково же было изумление чародея, когда он ощутил, что в глубине души воительницы теплится слабым, но чистым и неугасимым огоньком... искренняя любовь!