- Хороший ты прорицатель? Или плохой?
- О, наилучший! - ответил, конечно же, тот.
- Тогда предреки, что намерен я сделать сейчас?
«Мудрец» растерялся, заюлил, поплыл в словесах. Диоген рассмеялся: «Ответь хотя бы наипростое: ударю ль я тебя своей палкой - иль нет?» Аполлоноподобный в смятении вымолвил: «Нет», - и крепкая диогенова палка изрядно прошлась по непутёвой спине прорицателя.
Толпа зашумела, завозмущалась. Даже теперь не могли они сообразить, сколь гнилой товар приобретали. Каковы покупатели - таковы продавцы.
А той же осенью продавали уже самого Диогена. Он попал в плен к пиратам, его палка оказалась бессильной против кованых крючьев и острых мечей. Да и что втемяшишь меднолобым киликийцам?
Пленных вывели в путах на площадь, два десятка в единой упряжке, и богатые граждане проверяли их зубы, щупали мускулы, заставляли подпрыгивать и приседать своих будущих мулов.
Несчастные приуныли. Один упал в обморок, у других лились слёзы. Лишь Диоген пожёвывал краюху хлеба, ничуть не печалясь. Покупают ведь тело, не душу. А тела его сотоварищей были рабами всегда и без продажи. Он жевал, улыбался, разъяснял остальным: «Хватит вам притворяться и хныкать только из-за того, что становитесь рабами, будто бы до того, как попасть в лапы разбойникам, вы были свободными? Кто вам поверит! Вся ваша «свобода» расписана от альфы до омеги. Едва успев родиться, вы обязаны жить «как полагается» и быть непременно «как все». То есть рабами самых отвратительных господ - своих же пороков. Кто для вас образцы? Демосфен, ярый борец за эллинскую свободу, отвалил десять тысяч драхм за одну только ночь с коринфской гетерой. Это тот, кому вы безудержно внемлите. Сколько же своих пылких речей должен был он состряпать ради того лишь, чтоб дать потрудиться «жрице любви»? 0н что ли свободен? Язык его лисий свободен, и похоть вольна им командовать.
Но может свободен тот, против кого так рьяно борется ритор за хорошие денежки, может свободен могучий царь Филипп? Как бы не так! Этот неуёмный македонец должен без устали насыщать свою ненасытность и обязан идти бесконечной войной на всё новые страны.О вас же, маленьких подражателях крупным птахам, не стоит даже упоминать. Так что нечего хныкать. Возможно, теперь хоть вам повезёт получить хороших господ, которые изгонят из вас губительную слабость и приучат к стойкости и самообладанию, самым ценным из благ».
Несчастные мало слушали Диогена. Небось, эти тоже про себя отмечали: «Рехнувшийся Сократ. Не до него». Но пожилой покупатель в роскошном гиматии с пурпурным подбоем, окружённый сворой челяди, остановился немного поодаль и давно уж поглядывал на выступавшего. И когда обличитель переводил дух после тирады, тот подступил и спросил, усмехаясь:
- Что умеешь ты делать, оратор?
Диоген откусил хлеба, прожевал и, не роняя улыбки, ответил:
- Править людьми. Коли нужен тебе господин, так пойди, договорись с владельцами наших цепей.
Разом охнула упряжь, затаила дыхание. Сейчас дерзкого растерзают, забьют кнутами... Но забивают кнутами рабов, а насчёт Диогена начался спор, многим с деньгами пришёлся по нраву седой «господин». И разбойники вдруг отказались его продавать...
Многое высказал людям за свою долгую жизнь Диоген. И многое показал. Он учил невозмутимости духа и нещадно вскрывал людскую изнанку. Он прилюдно справлял свою похоть. Добропорядочных граждан мутило, они не могли этого видеть - но ведь они вытворяли такое же, даже похлеще, каждую ночь в своих закутках. И днём вытворяли в злачных местах. Но они это делали втайне, крадучись, словно волки на пастбище - да разве совесть их не наблюдала? Так пусть смотрят, как это выглядит по-настоящему, при дневном свете, пусть любуются на свои тайны, и если так уж это противно, может быть, отвратятся от своей похоти, понаблюдав за похотью Диогена... Куда там!.. Синопа, Афины, Коринф - всё одно, только хуже. Гибнет Эллада...
Солнце невозмутимо взирало на засидевшегося старика. Море блистало, слепило глаза, как бы покрытое золотой коркой. А старик вспоминал. Ведь так тоже было когда-то. Его зазвал к себе в гости красивый статный богач Кратет. Юноше, кажется, снился персидский престол. Комната, где они возлегли на коврах, была сплошь обставлена золотом и картинами. У Диогена рябило в глазах, но в горле скопилась мокрота, он искал место, где можно сплюнуть, и видел лишь золото да богов на картинах. Тогда он сплюнул на юношу, прямо в лицо. «Ты разукрасил стены и полы в мужской половине и лишь одного себя оставил неразукрашенным. Не для того ли, чтобы осталось местечко, куда можно плюнуть?»