Тогда он и написал две строчки задуманного нового стихотворения:
Светлов много раз пытался продолжить стихи. Было много вариантов. Но продолжения, в силу этих строк, не получалось. Все, что писалось рядом, автором зачеркивалось. Незачеркнутыми оставались только эти две строчки, которые сами по себе являются законченным стихотворением:
Принимали в Союз писателей поэта, малоспособного, но пробивного.
Светлов высказался против.
Кто-то защищал:
Но ведь его стихи посвящены важной, солдатской теме.
— Когда я читаю хорошие стихи о войне, — возразил Светлов, — я вижу: если ползет солдат, то это ползет солдат. А тут ползет кандидат в Союз писателей.
Светлов стойко и мужественно умел переносить невзгоды и почти никогда не жаловался. Бывали жестокие и несправедливые нападки критики. Не всегда все было хорошо дома. Долгая и мучительная болезнь… Светлов почти всегда отшучивался и говорил:
— Счастье поэта должно быть всеобщим, а несчастье — обязательно конспиративным.
Светлов любил, когда я приносил ему в больницу шаржи и приколачивал их к стене.
Глядя на рисунки, он говорил:
— У меня создается ощущение, что я не в больничной палате, а дома.
Тяжело больной, он не терял веры в свое выздоровление и терпеливо ждал возможности вернуться к общению с друзьями.
Больного Светлова пришла проведать знакомая. На ней было платье из пестрой ткани. Рисунок этой ткани состоял из названий городов, фамилий знаменитых клоунов, кинозвезд…
Человек тонкого вкуса, Михаил Аркадьевич надел очки и, иронически улыбаясь, стал изучать надписи.
— Чему вы улыбаетесь? — смущенно спросила посетительница. Разве вам не нравится мое платье?
— Наоборот, — мягко сказал Светлов. — Я смотрю на него и думаю, что вас можно читать всю ночь!
Когда его на короткое время выписали из больницы, он в машине, по дороге домой, сказал:
— Я чувствую себя птицей, которая едет в ломбард выкупать свои крылья.
По настоянию врачей Светлов должен был уехать на длительное время в Ялту. Ему не хотелось расставаться с Москвой, с друзьями, с клубом писателей, куда он приходил почти ежедневно. Я пытался нарисовать его, чтобы отвлечь от невеселых мыслей. Но и рисунок получился невеселым.
Светлов написал под ним:
Я снова возвращаюсь к нашей книге «Музей друзей».
Когда работа над ней подошла к концу, мы со Светловым затосковали. Не хотелось расставаться с книгой. Светлов написал:
За десятилетия моей работы, — говорил Светлов, — у меня выработалось правило: пиши так, как будто ты сидишь и разговариваешь с читателем за одним столом.
Над новой книгой мне пришлось работать одному. Но во время этой работы у меня постоянно было ощущение, что рядом присутствуют Светлов и ты, любящий Светлова, читатель.
