Рэй Брэдбери
Улыбка
Ray Bradbury
The Smile
© Л. Жданов, наследники, 2016
© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2016
На главной площади очередь установилась еще в пять часов, когда за выбеленными инеем полями пели далекие петухи и нигде не было огней. Тогда вокруг, среди разбитых зданий, клочьями висел туман, но теперь, в семь утра, рассвело, и он начал таять. Вдоль дороги по двое, по трое подстраивались к очереди еще люди, которых приманил в город праздник и базарный день.
Мальчишка стоял сразу за двумя мужчинами, которые громко разговаривали между собой, и в чистом холодном воздухе звук голосов казался вдвое громче. Мальчишка притопывал на месте и дул на свои красные, в цыпках руки, поглядывая то на грязную, из грубой мешковины одежду соседей, то на длинный ряд мужчин и женщин впереди.
– Слышь, парень, ты-то что здесь делаешь в такую рань? – сказал человек за его спиной.
– Это мое место, я тут очередь занял, – ответил мальчик.
– Бежал бы ты, мальчик, отсюда, уступил бы свое место тому, кто знает в этом толк!
– Оставь в покое парня, – вмешался, резко обернувшись, один из мужчин, стоящих впереди.
– Я же пошутил. – Задний положил руку на голову мальчишки. Мальчик угрюмо стряхнул ее. – Просто подумал, чудно это – ребенок, такая рань, а он не спит.
– Этот парень знает толк в искусстве, ясно? – сказал заступник, его фамилия была Григсби. – Тебя как звать-то, малец?
– Том.
– Наш Том, уж он плюнет что надо, в самую точку – верно, Том?
– Точно!
Смех покатился по шеренге людей.
Впереди кто-то продавал горячий кофе в треснувших чашках. Поглядев туда, Том увидел маленький жаркий костер и бурлящее варево в ржавой кастрюле. Это был не настоящий кофе. Его заварили из каких-то ягод, собранных на лугах за городом, и продавали по пенни чашка – согреть желудок, но мало кто покупал, мало кому это было по карману.
Том устремил взгляд туда, где очередь пропадала за разваленной взрывом каменной стеной.
– Говорят, она улыбается, – сказал мальчик.
– Ага, улыбается, – ответил Григсби.
– Говорят, она сделана из краски и холста.
– Точно. Потому-то и сдается мне, что она не подлинная. Та, настоящая, – я слышал – была на доске нарисована в незапамятные времена.
– Говорят, ей четыреста лет.
– Если не больше. Коли уж на то пошло, никому не известно, какой сейчас год.
– Две тысячи шестьдесят первый!
– Верно, так говорят, парень, говорят. Брешут. А может, трехтысячный! Или пятитысячный! Почем мы можем знать? Сколько времени одна сплошная катавасия была… И достались нам только рожки да ножки.
Они шаркали ногами, медленно продвигаясь вперед по холодным камням мостовой.
– Скоро мы ее увидим? – уныло протянул Том.
– Еще несколько минут, не больше. Они огородили ее, повесили на четыре латунных столбика бархатную веревку, все честь по чести, чтобы люди не подходили слишком близко. И учти, Том, никаких камней, они запретили бросать в нее камни.
– Ладно, сэр.
Солнце поднималось все выше по небосводу, неся тепло, и мужчины сбросили с себя измазанные дерюги и грязные шляпы.
– А зачем мы все тут собрались? – спросил, подумав, Том. – Почему мы должны плевать?
Григсби и не взглянул на него, он смотрел на солнце, соображая, который час.
– Э, Том, причин уйма. – Он рассеянно протянул руку к карману, которого уже давно не было, за несуществующей сигаретой. Том видел это движение миллион раз. – Тут все дело в ненависти, ненависти ко всему, что связано с Прошлым. Ответь-ка ты мне, как мы дошли до такого состояния? Города – груды развалин, дороги от бомбежек – словно пила, вверх-вниз, поля по ночам светятся, радиоактивные… Вот и скажи, Том, что это, если не последняя подлость?
– Да, сэр, конечно.
– То-то и оно… Человек ненавидит то, что его сгубило, что ему жизнь поломало. Так уж он устроен. Неразумно, может быть, но такова человеческая природа.
– А есть хоть кто-нибудь или что-нибудь, чего бы мы не ненавидели? – сказал Том.
– Во-во! А все эта орава идиотов, которая заправляла миром в Прошлом! Вот и стоим здесь с самого утра, кишки подвело, стучим от холода зубами – новые троглодиты, ни покурить, ни выпить, никакой тебе утехи, кроме этих наших праздников, Том. Наших праздников…
Том мысленно перебрал праздники, в которых участвовал за последние годы. Вспомнил, как рвали и жгли книги на площади, и все смеялись, точно пьяные. А праздник науки месяц тому назад, когда притащили в город последний автомобиль, потом бросили жребий, и счастливчики могли по одному разу долбануть машину кувалдой!..
– Помню ли я, Том? Помню ли? Да ведь я же разбил переднее стекло – стекло, слышишь? Господи, звук-то какой был, прелесть! Тррахх!