— А кто он был, этот дружок?
— Не знаю.
Мэри все-таки не понимала, как такое могло случиться.
— Постойте, Амадео залез на дерево, повесился, и охрана его не остановила?
— Там, где работали итальянцы, охрана не требовалась. Да и куда им податься-то было? Кругом же одни поля, сахарная свекла. Те, которые работали в городе, сами возвращались на ночь в лагерь, вот как люди домой с работы приходят. А тех, что работали в полях, мы забирали в конце дня. Сэм же и забирал.
— Я все-таки не понимаю, почему Амадео покончил с собой именно здесь. Почему не в лагере?
— В лагере ему бы помешали. Интернированные спали по сто человек в одном бараке. Уединиться было трудно.
— Но как же он это сделал? Где взял веревку?
— Ну, веревка-то в кузове грузовика всегда найдется.
— А когда в лагере узнали, что он покончил с собой?
— Только когда Сэм его привез.
— И Амадео полдня пролежал здесь мертвым? — Мэри проняла дрожь.
— Вы, случаем, не родственница мистера Брандолини?
— Нет. Поверенная фонда его наследуемого имущества. Кто может знать имя того второго интернированного?
Мильтон покачал головой:
— Я думаю, никого, кто мог бы его знать, уже не осталось. Берт, наверное, мог знать — он один из интернированных, — да только он в Италию погостить уехал. Может, директор форта что-нибудь знает. У него же на втором этаже архив.
— Архив? — Мэри насторожилась.
— Вы порасспрашивайте директора, — предложил Мильтон. — Ну как, все увидели?
— Да. Могу я в качестве благодарности угостить вас гамбургером?
— Конечно, только добавьте к нему ванильный коктейль.
— Договорились.
Мильтон нырнул в машину, а Мэри постояла еще с минуту, обдуваемая ветерком, представляя себе большой старый дуб. Кто-то будто просил ее побольше выяснить о самоубийстве Амадео. И Мэри гадала, ее ли это внутренний голос или душа Амадео говорит с ней.
Но она во что бы то ни стало выяснит все.
В тот же день, немного позже, Мэри поехала на кладбище. По бокам от кладбищенских ворот стояли каменные столбы с вытесанными словами: «Св. Мария». Она въехала в ворота и повернула направо, на дорожку из черного гравия, вдоль которой росли высокие, раскидистые деревья, такие старые, что их массивные кроны образовывали сверху полог из листвы. Мэри окинула взглядом кладбище — небольшое, скромное. Среди ухоженной травы ровные ряды темных аккуратных надгробий. Мэри поискала глазами контору — не увидела, но заметила вдали белый обшарпанный пикап. Мэри подъехала к нему и вышла из своей «тойоты». Пожилой рабочий грузил в кузов пикапа газонокосилку. Увидев Мэри, он улыбнулся.
— Простите, — сказала она, — я ищу могилу итальянского интернированного из форта Мизула. К кому я могу обратиться?
— Контора через улицу, — ответил рабочий. — Да вам туда не надо. Я знаю, где хоронили этих ребят. Двадцать пять лет здесь работаю.
— А не знаете, есть ли среди них человек по имени Амадео Брандолини?
Вместо ответа старик показал ей, куда идти.
Мэри, сцепив руки перед собой, стояла у могил четырех интернированных. У каждого по бронзовой табличке, надгробий они не получили. На табличках вырезано имя и, чуть левее, изображение молитвенно сложенных рук. ДЖУЗЕППЕ МАРЧЕЗЕ, АУРЕЛИО МАРИАНИ, ДЖУЗЕППЕ МАРАЦЦО…
АМАДЕО БРАНДОЛИНИ
РОДИЛСЯ В АСКОЛИ-ПИЧЕНО, ИТАЛИЯ
1903–1942
Мэри испытывала боль. Может, не стоило ей сюда приезжать? Может, ей станет от этого только хуже? Она опустилась на колени, провела пальцами по вырезанным буквам: БРАНДОЛИНИ. Странно. Буквы оказались теплыми. Но ведь табличка в тени, разве не так?
Она посмотрела наверх. Высокое, с густой листвой дерево заслоняло этот маленький мемориал, окутывая его прохладной тенью, от неба. Мэри тронула другую табличку, соседнюю. Холодная, несомненно холодная, хотя находится совсем близко. Она снова коснулась фамилии Амадео. Теплая. Мэри отпрянула, начала подниматься на ноги. И тут услышала тихий голос.
— Да? — обернулась она, решив, что к ней незаметно подошел рабочий.
Никого. За ее спиной никого не оказалось.
Так. Что происходит? Она прислушалась, склонив голову набок, однако услышала только ритмичный плеск брызгалок, поливающих траву. Наверное, в них все дело. Мэри снова прислушалась, сердце ее ухало в груди.
«Нет, — различила она за мягким шуршанием налетающего с Биттеррут ветерка отчетливо прозвучавшее слово. — Нет».
Мэри постояла, пытаясь решить, сошла ли она с ума, или это из-за перелета, или она успела превратиться в Мэри-ПМС. Или все же она слышала голос? Потому что третья ее страшная тайна, к которой она относилась с иронией и которой до этой минуты всерьез не воспринимала, была такова: Мэри верила в духов. Да и как же в них не верить и быть католичкой? С самого детства ты просишь милости у Святого Духа, изучаешь жития святых и сотворенные ими чудеса. Так что ничего по-настоящему невероятного в том, что теперь с тобой заговорил дух, нет, правильно? Дух Амадео.