— Привет, я Уилл Найквист. А вы, простите?
— Мэри Динунцио, — повторила она. — Очень рада познакомиться с вами, извините за вторжение. Я ищу Аарона Найквиста.
— Это мой дед.
— Отлично! Надеюсь, для разговора с ним еще не поздно?
— Простите, но он умер примерно полгода назад, — ответил молодой человек, и сердце Мэри ухнуло. Слишком поздно.
— Примите мои соболезнования.
— Спасибо, но для него это было скорее благословением. И для моей бабушки тоже. Он очень долго болел. А зачем вы хотели видеть его?
— Думала задать ему несколько вопросов о форте Мизула. Он ведь был во время войны офицером и служил там, верно?
— Не знаю. По-моему, на какой-то службе дед состоял во время войны, но он об этом почти не рассказывал. — Уилл глянул в сторону дома. — Вот бабушка, наверное, что-нибудь знает. Давайте я отведу вас к ней, вы поговорите. Она обычно допоздна читает.
Мэри стало неловко:
— Мне не хочется беспокоить ее.
— Да она любой компании будет рада. После смерти деда ей совсем нечем себя занять. — Уилл стянул с головы бейсболку, и Мэри увидела его густые темно-русые волосы. — Пойдемте, я вас познакомлю. Ночная гостья — это для бабушки целый праздник. К тому же она сегодня пирог испекла.
— Пирог? — переспросила Мэри, стараясь скрыть интерес.
Едва успев познакомиться с хозяйкой, Мэри уже сидела на мягком стуле у соснового кухонного стола. Миссис Найквист была стройной и хорошо выглядела в сером спортивном костюме. Лет ей было, вероятно, за восемьдесят. Она была милой и приветливой, но в глазах ее застыло горе.
— Неужели вы никогда не пробовали пирог с черникой? — удивленно спросила она. И поставила перед Мэри тарелку с большим ломтем пирога.
— Нет. Я и чернику-то никогда не видела.
Миссис Найквист улыбнулась:
— По вкусу черника напоминает крыжовник.
— И крыжовника я тоже ни разу пробовала. Вот ньокки пробовала, а в Филадельфии ничего больше и не растет.
— Так вот вы откуда. А я гадала, что это у вас за акцент? И говорите вы так быстро.
— Да, — ответила Мэри, постаравшись произнести это слово помедленнее: да-а.
— Вы не хотите чаю к пирогу, а, милочка?
— Если вас не затруднит.
— Нет. Немного движения — мне это полезно. Господи, я же теперь целыми днями дома. — Миссис Найквист суетилась на вычищенной до блеска кухне. — На прошлой неделе даже в гараже порядок навела. Какое-никакое, а занятие. — Она махнула рукой: — Вы пирог-то попробуйте.
Мэри отломила вилкой кусочек пирога.
— Ух ты, как вкусно!
— Ешьте-ешьте, я только буду рада, — улыбнулась миссис Найквист. — Уилл прав: я нуждаюсь в обществе. Он волнуется, думает, что я впадаю в хандру. Даже хочет устроить мне свидание с одним из здешних прихожан, которого я совсем не знаю.
— Так вам тоже приходится иметь с этим дело? — усмехнулась Мэри. — Кому они только нужны — свидания вслепую? Уж лучше телевизор посмотреть.
— Вот и я о том же. — Миссис Найквист поставила перед Мэри чашку горячего чая и присела. На запястье у нее были большие мужские часы, несомненно, часы мужа, да и обручальное кольцо она носила по-прежнему.
Я тоже вдова, подумала Мэри.
— Вы, наверное, скучаете по мужу, — заметила Мэри.
— Каждую минуту, — вздохнула миссис Найквист. — Говорят, на все существуют свои причины, но я в это больше не верю. А вы? — Она взглянула сквозь очки прямо Мэри в глаза, и стало понятно — разговор предстоит серьезный, отнюдь не досужая болтовня о том о сем.
— Если честно, я никогда не думала, что все происходящее с нами обязательно должно иметь какую-то причину, — ответила Мэри. — Это пустые слова, которые мы говорим друг другу, чтобы как-то справиться с тем, что на нас свалилось. Не верю, что у Бога для каждого из нас составлены особые планы.
— Тогда во что же вы верите, Мэри?
Миссис Найквист замолчала, ожидая ответа, и Мэри вдруг поняла, что очень хорошо знает, во что верит. Поняла сейчас, сидя в этом темном доме в штате Монтана, — в чужом доме.
— Я верю в справедливость. И в любовь. И в то, что справиться с прошлым нельзя — человеку это не по силам. Этого даже и ожидать не следует. Лучшее, на что можно надеяться, — на возможность как-то сжиться с прошлым. И идти дальше. Прошлое становится частью каждого человека. Мы должны складывать прошлое, как лист теста для ньокки, и раскатывать его. Складывать и раскатывать снова. — Мэри и сама удивилась, услышав, как дрогнул ее голос.
— А знаете, Мэри, наверное, вы правы.
— Вполне возможно. Я так часто ошибаюсь, что мои шансы оказаться правой все растут и растут.
Миссис Найквист рассмеялась:
— Вот уж сочиняете. Вы очень умная девушка.
— Это на меня так черника подействовала. В ней явно таятся какие-то волшебные силы.
Миссис Найквист снова рассмеялась, налила еще чаю.
— Ну хорошо, вы ведь приехали, чтобы поговорить с моим мужем, а я вас забалтываю. Зачем вы хотели повидать его?
— Я узнала от мистера Мильтона, что во время войны ваш муж служил в форте Мизула. А я провожу кое-какие исследования, и мне нужно установить личность одного интернированного, которого я увидела на старых снимках.
— Может быть, я смогу вам помочь. Я ведь тоже работала в лагере — секретаршей.
— Что вы говорите? — удивилась Мэри.
— Да, но я работала неофициально. Рабочих рук во время войны не хватало, вот Аарон и уговорил свое начальство взять меня. Без оплаты.
— Вам следовало найти себе хорошего адвоката.
Миссис Найквист улыбнулась.
— Ладно, — сказала Мэри, — если вы не против взглянуть на фотографии, так они у меня с собой.
И едва Мэри выложила снимки на красно-белую скатерть, миссис Найквист, ахнув, воскликнула:
— О боже! — И ее рука взметнулась к груди.
— Вы знаете этих людей?
— Я словно вернулась в прошлое. Простите. Очень неожиданно. Ах, действительно я помню этого мужчину в фуражке.
— Вам известно его имя? Я думаю, что он дружил со вторым, с Амадео Брандолини. Вот с этим. Его вы тоже знаете?
— Дайте-ка посмотреть. — Миссис Найквист взяла со стола фотографию. — Нет, его я не знаю.
— Вы уверены? Амадео был рыбаком из Филли. И покончил с собой. Они все работали на свекольных полях.
— Постойте-ка. — Миссис Найквист отложила фотографию. — Нет, его я не знаю, но об этой истории слышала — о том, что один из них покончил с собой после смерти жены. — Миссис Найквист пристукнула по фотографии: — А того, что в фуражке, я узнала, это точно. Мы все его знали — ну, то есть девушки, которые работали в конторе лагеря. Бабник, так мы его называли. У него был очень хороший английский. И мы использовали его как переводчика. Он не был таким совсем уж насквозь итальянским итальянцем, как остальные.
— Но как же мог интернированный приходить в вашу контору? Я хочу сказать, они ведь были заключенными, разве нет?
— Да, но ко всем относились по-разному. Японцы, те постоянно находились под охраной. И с немцев тоже глаз не спускали. А итальянцы имели гораздо большую свободу. Мы с ними то и дело пересекались. В то время мы с мужем жили при лагере.
— Но почему же тогда охрана присутствовала при разговорах итальянцев с теми, кто к ним приезжал? Представьте, я нашла докладную записку, из которой следует, что охранник присутствовал при разговоре Амадео с его поверенным. Он даже послал в ФБР копию этой записки.
Миссис Найквист поморгала, потом покачала головой:
— Не понимаю, обычно ничего подобного не было. Но, правда, я работала там не очень долго и всех порядков не знаю.
Мэри поставила в уме галочку.
— Хорошо, давайте вернемся к мужчине в фуражке. Откуда он был родом, не знаете?
— Так сразу и не припомню.
— Может быть, у вашего мужа остались какие-нибудь фотографии или документы, которые подскажут нам?