Он замолчал. Потом сказал:
Но оказалось, это еще не все. И радость жизни не похожа на ту радость, какой жил я. Радость жизни загадочна и непостижима, не то что моя. Я был человеком, как все, и ничего больше.
После этого его заявления послышался юный мелодичный голос, застенчивый и несмелый, как голос ребенка:
Я был спасителем людей.
Я был рожден, чтобы сказать им все, чтобы открыть им подлинный смысл всего сущего.
Тайна жизни была всегда со мной, как с другими их вера или безверие. Когда я задумывался о том, что было вокруг меня, я постигал не только то, что я видел, но и все мне невидимое, я входил в открытое пространство, где было собрано все видимое и невидимое и где всегда было светло и тихо. Я оставался там какое-то время, но не потому, что хотел что-то понять, а просто потому, что там было светло, я ведь был еще ребенком.
Я не задумывался над тем, чем я владел, это просто было всегда со мной. Но я чувствовал, как тайна моя все растет там внутри, каждое утро, просыпаясь, я чувствовал, что она здесь, со мной, и солнце сияло, когда я выходил гулять, и трава под деревьями сверкала от росы. И я чувствовал, как все ждет меня, как все живое ждет меня, все, что счастливо и что обделено все ждет, что однажды я выскажу то, чем я так беззаботно владею. А я входил в еще более светлое пространство, где было собрано все видимое и невидимое, оставался там все дольше и дольше, я ведь был еще ребенком, и там, внутри, был мой настоящий дом.
Мне исполнилось только четырнадцать лет, когда мне пришлось умереть. Я нес в себе тайну жизни, поэтому я должен был умереть.
Все, подавленные, слушали этот детский голос. Молчание безнадежности воцарилось во тьме.
Но тут кто-то из них заявил:
А вот я был метрдотелем в одном из самых больших ресторанов, очень известном и посещаемом. Это трудная и очень важная профессия. Надо уметь угадывать желания самых разных людей и уметь сделать так, чтобы им было хорошо.
Надо понимать, чего люди желают, и каждому уметь угодить. Я знал обращение, и все считали, что я очень подхожу для этой должности.
Уж я-то знал, как устроить все так, чтобы клиент остался доволен. Тут и требуется-то самая малость. Главное - изобретательность. Букетик цветов в вазе, немного вкуса - порой это решает все. И сервировка чтобы была безукоризненная - это, быть может, самое важное. Нет, все это совсем не так просто, как кажется. Это целая наука - видеть людей насквозь и уметь им угодить. Я это умел, уж на меня-то можно было положиться. Уходя, они всегда уверяли, что очень довольны.
Я был просто незаменим. Но пришлось и мне распроститься со своим делом, все мы смертны. И они, конечно же, были вынуждены найти себе нового метрдотеля, потому что без метрдотадя не обойтись. Надеюсь, он знает обращение и клиенты по-прежнему довольны.
Выслушав его, они пришли в полную растерянность. Они просто не знали уже, что и думать, в головах у них был полный сумбур.
И тогда из тьмы поднялся некто.
Здесь, во тьме вечности, никогда прежде не случалось, чтобы кто-то вставал, чтобы кто-то изменил положение или вообще что-то изменилось. Все с изумлением смотрели на него. Лицо его было словно опалено страстью, глаза его горели во тьме. И говорил он не как другие, речь его была горяча и зажигательна. Он так говорил:
Что есть истина? Скажите нам: что есть истина? Та жизнь, которой мы живем на земле, - сплошная путаница, многообразие без границ! Слишком много всего? Слишком много - нам просто не разобраться. Нам дано видеть лишь свое собственное, но это так ничтожно. А вся остальная большая жизнь - она так огромна! Мы боремся каждый в одиночку, вечно чего-то ищем, но каждый находит лишь самого себя. Мы одиноки в беспредельном пространстве, наше одиночество вопиет во тьме. Нам нет спасения, слишком уж нас много и слишком мы все разные. Нам не найти общего пути.
Так, может, жизнь - это всегда только я сам, или ты, или он? И никогда - мы все вместе? Никогда - что-то достаточно простое и надежное, к чему мы все могли бы приклонить наши головы и быть счастливы? Приклонить головы, как к старой матери, которая изо дня в день говорит своим детям одни и те же слова, чувствуя лишь, как крепнет с каждым разом связующая их любовь. И быть счастливыми, как счастлива бывает семья, собравшаяся под крышей родного дома. Может, она, жизнь, столь огромна, что нам никогда ее не постичь? Никогда - во веки веков! И нам остается лишь бесконечно мусолить одно и то же, каждому свое, видя, как все другое поглощается тьмой, для нас непроницаемой.
Мне невыносимо, что жизнь столь огромна! Мне невыносимо, что она не имеет границ! Мне невыносимо мое одиночество в пространстве, у которого нет конца!
Я хочу отыскать бога! Нам просто необходимо отыскать бога, чтобы привлечь его к ответу за жизнь, которая сбивает нас с толку.
Всем нам надо собраться вместе, всем-всем, собраться и отправиться на поиски бога, чтобы обрести наконец ясность.
Его слушали с напряженным вниманием. Все были захвачены его речью. Что-то он затронул в них, что-то скрытое в глубине, какое-то больное место, которое давало о себе знать, стоило его разбередить. Никогда прежде не чувствовали они с такой остротой горечь жизни, некоторые и вообще ничего такого прежде не чувствовали. Теперь, наконец, они всерьез осознали свое положение. Все теперь осознали, какую страшную путаницу являет собой человеческая жизнь, она столь неохватна и сложна, что не может быть в ней человеку покоя и нет в ней для человека никаких твердых основ, нет твердой почвы, на которую можно было бы ступить, нет истины. Теперь они осознали, сколь унизительно было для них жить так, как они жили, ничего толком не зная, не имея настоящей веры. Теперь они осознали, к какому страшному, безысходному одиночеству был приговорен каждый из них, окруженный непроницаемой тьмой. И они поняли, что этому должен быть положен конец, что они должны отыскать что-то другое, что одинаково подошло бы всем им, прийти к ясности и знанию, к истине.
Но некоторые подумали: а есть ли вообще бог? Один из них сказал: а есть ли вообще бог? Для меня лично бога вроде бы как и нет. Еще один сказал: и для меня бога вроде бы как и нет. Но тот, исполненный страсти, ответил: один, отдельно взятый человек может и не испытывать потребности в боге; но для нас, для миллионов, бог необходим. И они ему поверили и поднялись со своих мест, чтобы последовать за ним и привлечь бога к ответу за эту непостижимую жизнь.