– Уберись в комнате.
– Мама, разве ты не видишь, что мне грустно?
– Еще одна причина, чтобы привести комнату в порядок. Я помогу тебе. Мы все расставим по своим местам. Включи музыку.
Затем наступало время погасить верхний свет и зажечь ночник. Время ласковых прикосновений к бархатной коже засыпающей Перлы. Время, когда ангелы наклоняются над детьми, которые вот-вот погрузятся в мир сновидений.
Однажды утром сосед не вышел из квартиры. Перла по обыкновению сказала «здравствуйте» на последних ступеньках лестницы, прежде чем заметила его отсутствие. На сей раз «здравствуйте» наткнулось на стену. Расстроенная девочка обернулась к маме и спросила, почему его нет, прекрасно зная, что той нечего ответить.
– Может, он отправился в путешествие в своих прогулочных брюках? – предположила Камилла.
– На необитаемый остров?
– Нет, в Папуасию.
– Почему в Папуасию?
– Чтобы увидеть папуасов.
– А чем папуасы отличаются от нас?
– Тем, что они папуасы.
– И что?
– Поторопись, мы опаздываем в школу.
Всю неделю они придумывали самые невероятные объяснения того, почему старика не было на месте. Камилла начала беспокоиться. Разумеется, он имел полное право жить своей жизнью, он не был им ничем обязан. И все же его отсутствие не давало им покоя. До такой степени, что как-то воскресным вечером мать с дочерью принялись искать предлог, чтобы позвонить в его дверь.
– Что, если я подарю Папуасу игрушку?
(В конце концов они решили, что он находился в Папуасии.)
– Это еще зачем?
– У меня есть игрушки-путешественники.
– Конечно, подари.
Они взяли тигра, которого любила девочка, спустились на пятый этаж и, чуть робея, позвонили в дверь.
– А если он умер? – спросила Перла.
– Что ж, тогда он не откроет дверь.
Ни звука. Ни намека на свет. Они позвонили во второй, в третий раз. Тишина. Из этого они заключили, что он действительно перебрался в Папуасию.
Поднимаясь по лестнице, Перла сказала:
– Такой старый человек не может так далеко уехать.
И тут раздался гневный мужской голос:
– Отчего же не может?
Они вновь спустились.
Сосед стоял на лестничной площадке. На нем – как обычно, белая шляпа и шерстяной пиджак, словно он собрался прогуляться, хотя, судя по его припухшим глазам и непослушным прядям волос, выбивавшимся из-под шляпы, было очевидно, что они его разбудили. По всей видимости, он так долго не открывал дверь, потому что одевался и приводил себя в надлежащий вид.
– Мы забеспокоились из-за того, что давно вас не видели, – сказала Камилла.
– Мы думали, вы в Папуасии, – добавила Перла.
– Возможно, я действительно там был. Каждая минута нашей жизни – это путешествие, – ответил старик.
Они удивились плавности его речи. У него не было дрожащего голоса, который зачастую сопутствует морщинистым лицам. Он оставил дверь приоткрытой, но не пригласил войти, и они тайком поглядывали на щель, из которой лился яркий свет, в надежде разглядеть очертания квартиры.
Сосед объяснил им, что растянул связки, прыгнув на кровать. Перла прыснула со смеху:
– Вам разрешается прыгать на кровати?
– Я поздно вернулся домой, и мне настолько не терпелось лечь спать, что я бухнулся на кровать, упал и растянул связки. В моем возрасте телу требуется больше времени на восстановление.
– Вы обращались к врачу? – с тревогой спросила Камилла.
– Зачем?
– Ну, чтобы выздороветь!
– Вот еще. Это история жизни.
Он улыбнулся, глядя на Камиллу, и вернулся в свое логово.
Перла до того разволновалась от этой встречи, что забыла подарить ему игрушку. Поэтому оставила тигра у двери.
На следующее утро тигренок исчез – значит, старик выходил из квартиры или кто-то приходил к нему в гости. Как бы там ни было, Папуас – они стали его так называть – снова не вышел поприветствовать их.
Камилла была уверена, что он нарочно не показывается. Это был загадочный человек. Казалось, он находился одновременно здесь и в другом месте. Поэтому она ждала. Чего? Она и сама не знала. Просто ждала. Она решила жить, как яблоня. Яблоко падает, когда созреет. Если действовать силой, теряется благодать.
Перла больше не произносила свое обычное «здравствуйте» на лестничной площадке Папуаса. Вместо этого она бросала взволнованный взгляд на мать, прекрасно зная, что та не способна ответить на ее немой вопрос. От решимости Камиллы быть терпеливой, как яблоня, не осталось и следа. Она чувствовала неподдельную грусть дочери и ее потребность соприкасаться со спокойной мужской силой, которой так недоставало в ее жизни.