Она подошла к нему. Габриэль улыбнулся, глядя на ее неприветливое лицо, делавшее ее похожей на угрюмую девочку. Он обнял ее, привлекая к себе. Камилла покорно положила голову ему на плечо и… вновь открыла для себя любовь. Никаких ожиданий, никаких желаний, просто факт того, что мы здесь, вместе, тесно прижаты друг к другу.
Их объятие длилось часы, годы, века. Оно взорвало время, из-за него растерялись стрелки часов.
Наконец они взглянули друг другу в глаза с непривычной серьезностью, словно собирались скрепить самый прекрасный любовный договор, который может быть между мужчиной и женщиной.
Габриэль слегка отстранился от нее, продолжая держать за руки, и проговорил тихо и четко:
– Решено: я ухожу от Клэр.
– Нет.
Камилла хотела сказать «да», но произнесла «нет».
– Почему ты не веришь в будущее наших отношений?
– Ты меня не знаешь.
– Ты тоже меня не знаешь. Мы узнаём друг друга каждый день.
– Я ужасно выгляжу утром спросонья.
– Это потому, что ты просыпаешься не со мной.
– Я ничего не смыслю в ведении домашнего хозяйства.
– Ты накроешь на стол на улице.
– Я люблю одиночество.
– Мы созданы для того, чтобы жить вместе. Мне подсказывает это мое крестьянское здравомыслие.
– У тебя есть крестьянские корни?
– Нет.
– У меня бурная жизнь, – пробормотала она в конце концов, исчерпав все доводы.
– Я не сухопутный моряк.
Затем их снова накрыла волна нежности, и они одновременно бросились друг к другу в объятия – с невиданной пылкостью, не сдерживаясь и не стесняясь. Они пробовали друг друга на вкус, шарили друг по другу руками, запуская их под одежду, ощущали кожу друг друга, потом целовались, чтобы их дыхание слилось воедино. Они стирали поцелуями слезы друг друга, не слишком понимая смысл сказанных ими слов. Они чувствовали, что между ними произошло что-то очень важное, что их сердца коснулись их душ, а значит, их жизнь уже не будет прежней.
Когда земля уходит из-под ног
Кто-то позвонил в дверь.
Не открывать. У нее не хватало мужества ни говорить, ни делать вид, что ничего не случилось.
Кто-то позвонил в дверь.
Камиллы нет дома. Ни для кого. Придется всем привыкать жить без нее.
Кто-то позвонил в дверь.
Она настолько оглушена происходящим, что не может открыть. Она не двинется с места.
Ранее в тот же день, во время обычного медицинского осмотра, она узнала тревожную новость – у нее вновь появились метастазы. Немного погодя она вернулась в приемную за платком, который оставила на стуле. В этот момент она услышала, как молодой врач, сообщивший ей о метастазах, говорил своему коллеге, что рецидив болезни станет для нее фатальным, что ей осталось жить всего несколько месяцев.
Камилла стремглав выскочила из больницы, желая убежать от того, о чем услышала. Она предпочла бы узнать эту новость от доктора Белинды, ангелоподобное лицо которой смягчило бы драматизм. Но Белинда переехала в Швейцарию. До чего же оскорбительно услышать о приближающейся смерти от незнакомца в дурацких ботинках. С какой стати он лезет не в свое дело?
Кто-то позвонил в дверь. Она знала, кто это был. Она знала это с самого начала. И даже надеялась на это. Но ей не хотелось расставаться с состоянием отчаяния. Однако его настойчивость все же вывела ее из оцепенения. Тогда она встала, не спеша, очень медленно. Умылась холодной водой и пальцами причесала волосы.
Это был он, в своей шляпе. Впервые Мельхиор поднялся к ней в квартиру. Накануне она сказала ему, что собирается на плановый прием к врачу. Улыбнувшись, он положил ей руку на плечо. Она была настолько уверена в результатах, что не отреагировала на этот торжественный жест.
Мельхиор раскрыл объятия, и Камилла спряталась в них. Она ощущала под руками его худое, но сильное тело.
– Вот-вот, поплачьте, не держите ничего в себе, – ласково приговаривал старик.
Камилла плакала в основном из-за Перлы. Она уже давно не боялась смерти, поскольку знала, что тело – только временная одежда, а смерть – просто другое состояние жизни, ее продолжение в другой форме. Она знала, что бессмертна, так как душа не умирает. Но она думала о дочери, представляя страшную картину: девочка, оставшаяся без матери. Поэтому сквозь слезы повторяла ее имя. Ведь мать не имеет права умирать, если у ее ребенка такие нежные щечки, что даже ночь приходит в умилении.
Мельхиор взял ее за руку и отвел в гостиную. Сел рядом с ней, не выпуская ее руки из своей. Потом начал говорить низким, спокойным голосом, чтобы каждое его слово непременно дошло до молодой женщины: