Ей нужно было поскорее вернуться домой, пока она не потеряла сознание. Габриэль задремал. Добрые феи подули на его веки, чтобы он не видел, как страдает его любимая женщина. Когда он проснулся, Камилла чувствовала себя лучше. Он сразу заметил тень на ее лице, но не стал задавать вопросов, с уважением отнесясь к ее молчанию и поспешному уходу. Она исчезла так быстро, что он забыл причины, которые она изобрела. И тогда он сам их придумал.
Отпечаток дыхания
Когда в жизни меньше шума, слышна боль.
Лежа на диване, Камилла думала о ночах, проведенных под неоновыми лампами больниц, где раздавались сигналы вызова медперсонала от больных, которым хватало сил лишь на то, чтобы, пошевелив дрожащей рукой, нажать кнопку. Хотя они знали, что медсестра ничем не сможет им помочь, потому что уже дала им все возможные успокоительные средства. Но они звонили, просто чтобы увидеть ее лицо.
Камилла думала об этих незнакомцах, проводящих ночи в одиночестве. Ночи, на протяжении которых они боялись, что смерть унесет их с собой прежде, чем они смогут в последний раз сжать чью-либо руку или взглянуть в наполненные любовью глаза.
Она думала обо всех бессонных ночах, вместивших в себя людские страдания. О беззвездных ночах с хлопающими ставнями, с плачущими детьми, с кричащими влюбленными, которым так одиноко вдвоем, – о темных ночах души.
Только утреннее пение птиц, молитва или поступок, продиктованный любовью, могут привнести немного надежды в эти тревожные ночи.
Как ни странно, боль в животе утихла. Ей так хорошо был знаком этот сигнал тревоги, что она приготовилась к встрече с Роберто. Он выбрался из-под земли, хотя они с Перлой его похоронили у подножия дерева в Люксембургском саду. Но земля тоже движется.
Когда солнце осветило гостиную, ее разбудил колокольный звон церкви Сен-Жерве. Роберто проявил себя, чтобы напомнить о себе и предупредить, что он может вернуться в любой момент. Жить в ожидании боли. Нет, нужно перестать думать об этом. И просто жить.
Чтобы воплотить свои благие намерения, Камилла решила прогуляться под утренним солнцем. Спустившись по лестнице, она резко остановилась перед приоткрытой дверью квартиры Папуаса. Она хотела, не заходя, закрыть ее. Притвориться, будто все нормально. Но так не бывает. Никогда. Интересно, что может быть нормально на этой земле? Все чудесно, ужасно, волшебно, удивительно, трогательно, оскорбительно, обыденно, утешительно, ослепительно, но нормальности нигде не найдешь. Она – не более чем иллюзия, порожденная условностями.
Затаив дыхание, Камилла толкнула дверь. Вдруг его избили, похитили или взяли в заложники грабители? А может, он, предчувствуя смертный час, оставил дверь открытой, перед тем как лечь в кровать?
В квартире было пусто. Остался только кристалл, несколько веточек бессмертника в глиняной вазе, церковная свеча, которая горела несколько часов, письмо и ключ. Значит, он уехал сразу после того, как она ушла в Нотр-Дам де Пари. Наверняка дверь его квартиры уже была приоткрыта, когда она возвращалась накануне домой, но она была настолько взволнована, что ничего не заметила.
Нужно прочитать это письмо. Увидеть его почерк и, возможно, понять, кто он, куда ушел. «В Папуасию», – с улыбкой подумала она. Взяла в руки ключ, лежавший рядом с кристаллом, и с удивлением обнаружила, что видела его прежде. Это же ключ от ее подвала… Как он оказался в его квартире?
Камилла открыла окно и уселась на пол напротив дерева, на которое старик любил смотреть, пока заваривался чай. Вдохнув утренний воздух, она наконец решилась достать листок бумаги из конверта, на котором было написано ее имя и имя Перлы.
Это было не письмо, а… остров. Он нарисовал Папуасию. В центре была изображена чаша с сияющим солнцем, а на ней та же надпись, что и на белом камне, который она теперь всегда носила с собой. Быть пустой чашей, которая получает свет, чтобы дарить его, – возможно, в этом и заключается смысл. Рядом с надписью он нарисовал огромную розу с разноцветными лепестками, которая напоминала розетку Нотр-Дам де Пари. Или мандалу. И всего несколько слов, в которых, вероятно, была выражена его человеческая сущность: «Свет не неволит». Еще один рисунок – старик в одиночку плывет на лодке к горе, которая имеет поразительное сходство с кристаллом. Значит, Папуас вернулся в родной край. Однажды он признался ей, что его старый учитель, горец, завещал ему свою хижину, расположенную напротив Монблана. Покидая Шамони, Мельхиор попросил своего племянника присматривать за этой хижиной, чтобы он мог вернуться туда, когда придет время возвращения к корням.