Не веря в чудеса, доктор Легран добавил, что величайшие открытия в медицине были сделаны случайно. Затем он принялся подробно рассказывать о циклоспорине – грибке, обнаруженном шведским ученым, который хотел использовать его в качестве антибиотика, но потерпел неудачу. Результаты были нулевыми. Зато стало понятно, что это вещество эффективно помогает избежать отторжения при трансплантации органов. Воодушевившись этими историями, доктор Легран настаивал:
– Мы непременно должны знать, какие травы вы употребляли. От этого зависит история медицины!
– Но у меня сейчас нет возможности связаться с человеком, который дал мне этот напиток.
– Тогда принесите бутылку! – прогромыхал он и так пристально посмотрел на нее, что она опустила глаза и машинально положила руки на живот.
Прощаясь, Камилла спросила его, почему она испытывала такие боли, если болезнь отступила.
– Страх смерти может убить человека, – прошептал он.
Утром Камилла собиралась умереть, а вечером – продолжать жить. Она должна была радоваться, но в ее мозге произошло короткое замыкание. Она села в такси и, вопреки обыкновению, не завела разговор с водителем.
Кто она без этой болезни?
Почему она?
Ответов не было – только благодарность, которая струилась из каждой поры ее кожи.
Такси ехало по набережным. Она смотрела свежим взглядом на Париж, мелькавший вдоль Сены. Все было новым, потому что все вокруг было чудом. Все живущее смогло выжить. Жизнь – это одновременно пощада и мужество.
Машина застряла перед пирамидой Лувра, безуспешно сделав большой крюк, чтобы объехать пробки. Но ей не было дела до этой задержки, она никуда не спешила, у нее впереди была целая жизнь. Она любовалась через стекло летающей чайкой, крылья которой были освещены лучами заходящего солнца. «Возвращайся к морю», – сказала она птице.
Что я собираюсь делать с подаренными мне годами?
«Ничего», – ответил ей внутренний голос.
Как это ничего? Я же исцелилась не просто так! Теперь у меня есть миссия, долг!
«Ничего, – повторил упрямый голос. – Ничего не делай, учись быть. Твое существование будет проистекать из этого источника».
Открыв дверь своей квартиры, Камилла с удивлением услышала крики. Она ринулась на кухню и обнаружила покрытых мукой Габриэля и Перлу, споривших друг с другом о ложке растопленного шоколада.
– Мы готовим шоколадный пирог, – произнес нараспев Габриэль; нараспев – потому что Мельхиор хотел, чтобы он пел.
– Мы готовим шоколадный пирог! – прокричала Перла.
– Шоколадный пирог? – переспросила Камилла.
Габриэль поднял голову и вопросительно посмотрел на нее. Он пытался прочитать по ее лицу заключение врача. Она предупредила его, что, возможно, останется в больнице, поэтому, вернувшись с моста Сен-Мишель, он отпустил няню и занялся Перлой. Чтобы унять беспокойство и нервозность, он решил впервые в жизни испечь шоколадный пирог. Он сам поразился своему желанию, но в состоянии волнения у него иногда появлялись странные идеи.
Камилла прошла в спальню, чтобы положить вещи. Габриэль тотчас последовал за ней, позволив Перле в одиночку поставить в духовку их творение.
Тихо, очень тихо он спросил ее:
– Ну что?
Он целый день оттачивал эти простые слова, чтобы не отягчить их тревогой, не обременить Камиллу своим страхом. Он знал, как сильно страдают больные люди от того, что им приходится нести на себе боль своих близких. Иногда они не осмеливаются сказать, что происходит в действительности, чтобы не испытать страданий, которые еще больше усилят их собственное страдание. Он сказал так тихо, что Камилла не расслышала, а он подумал, что она не решается ответить.
Наконец Камилла поняла, что на нее обрушилось перепуганное «ну что?». Она обернулась и, устремившись в его объятия, прошептала ему на ухо:
– Почти ничего не осталось, моя жизнь сейчас вне опасности.
– Тебя исцелила любовь! – воскликнул он.
– Или тайна.
– Какая разница! Это любовь!
– Ты не слишком ли сентиментален?
– Плевать! Тебя исцелила любовь!
Она поцеловала его за этот ответ. Она поцеловала его за аромат шоколада, который витал в квартире, за его губы, которые вечно говорят не те слова, которые она ожидает, за его растрепанные волосы, за его любовь к Средневековью, хотя эта эпоха не вызывала у нее ни малейшего интереса, она поцеловала его за его глаза, руки, плечи и плохо выглаженную рубашку.