Что тут поднялось: подо мной этот несчастный верещит, кругом кричат: «Выведите пьяного!», улюлюкают, свистят… Позор!
Вывели меня. Иду и думаю: какой дурацкий фильм! Да за такой фильм — у-у-ух!
Дома посмотрел на брюки — мама моя, ведь двенадцать лет их носил! Злость такая внутри, обида, что помирать впору. Помирать я не стал. Взял лист бумаги, авторучку и пишу:
«Посмотрел фильм “Новые приключения тех, кто возвращается” и охватило чувство обиды за наше советское киноискусство. Что думал режиссёр (и вообще — думал ли?), создавая такую серую ленту! Обидно! Так обидно, что я, зритель, не дождавшись конца, вынужден был уйти с сеанса!..»
Накатал в таком духе три листа, в конверт и адрес приписал: Москва, редакция журнала «Советский экран».
Опубликуют. Сейчас, в основном, только отрицательные рецензии и печатают.
А на гонорар я себе брюки новые куплю. Те-то выбросить пришлось.
Ревность
Мы с Машей жили хорошо. Да что там хорошо — даже отлично почти жили. Ну, правда, иногда, не в настроении, тиранит она меня (не обидел её Бог здоровьицем!). Потиранит, потиранит, да и отпустит. Я и не обижался: если за дело, то почему не потиранить.
Но чтоб насчёт измены — ни-ни! Не замечал и подозревать даже не смел… до вчерашнего дня. А вчера вот что произошло.
Пришёл я с работы домой уставший, но весёлый. Благодарность мне вынесли. Пока руки мыл, всё это Маше рассказываю. Она слушает и тоже вроде радуется. Только скрытная — не поймёшь. Рассказал, значит, потом и спрашиваю:
— А ты, Машенька, чем сегодня занималась?
Выходной у неё был.
— А я, — говорит, — щас тока с базара пришла и ещё не трескала, так что поживей давай полощись!
Это манера у неё такая разговорная.
Помыл я руки, да и к шифоньеру, чтоб переодеться. Без задней мысли открываю дверцу и увидел… Что я там увидел — сказать страшно! Представляете, меж костюмами фигура мужского полу!!!
Я от такой неожиданности захлопнул дверцу, да и сел на пол перед шифоньером.
— Тебя что, кондрашка хватила, что ли?
«Ах ты, — думаю, — змея ты такая! Ах ты неверная! Ещё издеваешься! А что если они меня того сейчас, а?..»
И решил схитрить, будто не заметил ничего.
— Да что-то, — отвечаю, — Машенька, слабость в ногах открылась…
А она мне:
— Ну дёргай тогда на кровать, поваляйся немного.
«Ага, — думаю, — специально отсылаешь, чтобы выпустить его!»
А сам молчу, да в другую комнату. Упал на кровать и так противно мне, так тоскливо стало, что, ей-богу, заплакал. Жили с ней двадцать лет! Хлеб-воду и ложе брачное, как говорится, делили, а она!.. Осквернила! Всё святое в нашей жизни оплевала!..
Лежу я, плачу потихонечку в подушку. А потом подумал:
«Да что это творится! Да не мужчина я что ли?! Пойду сейчас и вышвырну и его и её! Сейчас же пойду!..»
Помечтал я так, помечтал, да и засыпать начал.
И тут она приходит.
«А-а, выпустила!», — думаю.
Она — хоть бы что: как всегда, к стенке меня оттиснула и спать собралась.
Тут уж я не выдержал! Собрал всю твёрдость, что в душе была и решительно, грозно говорю:
— Змея ты Мария!
— Что-о-о!!!
Бог свидетель, что лев африканский так рыкнуть бы не мог. Но я не испугался.
— Людей хоть бы постыдилась бесстыдница!
— Ах ты мозгляк! Да ты где это налакался нонче? А я-то думаю, чего он всё падает? Ну щас я тебе покажу кузькину мать!
И меня сгрести хотела. Я же, вцепившись в спинку кровати и всячески препятствуя её агрессии, продолжаю:
— Извольте знать, Мария Поликарповна, что я отлично видел соблазнителя вашего, в нашем шкафу находящегося!..
— Чего-чего?! Какого соблазнителя?! Да ты в своём уме?
Она опешила, и благодаря этому я на свободе очутился. Отретировался в дальний угол, да всё ей и выложил. А вид у неё непонимающий.
— Притворщица! — кричу ей. — Обманщица и…
Не дослушала она, как сиганёт с постели, халат накинула и в комнату. Я — за ней. Подбегаем к шифоньеру, открывает она дверцу…
ПУСТО!!! Ни фигуры, ни одежды.
Она на кухню, к буфету… Ложек серебряных нет!
Машенька повернулась ко мне и… Я, правда, пробовал убежать, но — бесполезно.
Что было, пусть читатели дополнят сами по мере своего воображения. Спросить только хочу: вы в жизни хоть раз живого тигра видели?
Я видел. Вчера.
Семейная жизнь
Г о ш а, муж (лысоватый).
А л ь б и н а, жена (с сильным голосом).
В а н я, М а н я, А н я, П е т я, Ф е д я, О л я, К о л я и А л е к с а н д р, — дети Гоши и Альбины (старшему Ване 11 лет, младшему Александру 3 месяца).
Вечер. Вся семья в сборе. А л ь б и н а смотрит телевизор. Г о ш а стирает в тазу пелёнки, ползунки, колготки и прочие атрибуты семейной одежды. Дети резвятся.