Когда я рассказываю маме о ночи, проведенной в тюрьме, она относится к этому с большим пониманием, чем я ожидала.
— Мы все совершаем ошибки. — И добавляет: — Я хочу, чтобы ты знала: папа и я… ты тут не виновата.
— Знаю, — киваю я, но не могу отделаться от мысли, что если бы отказалась от квартиры раньше, то, может, не начала бы тот спор и мама не ушла бы в сердцах из собственного дома.
— И твоя квартира здесь ни при чем, — читает мои мысли она.
Субботнее утро. Я просыпаюсь от громкого стука в дверь и крика: «Подъем!» — как раньше, когда еще училась в школе.
Смотрю на часы. 8:00. Снова закрываю глаза.
— Твой брат готовит завтрак, — кричит папа через дверь. — Ты должна, черт возьми, съесть его горячим! Это в сто раз приятнее!
Папа часто требует, чтобы я получила от чего-нибудь удовольствие. «Надеюсь, ты хорошо провела время» — одна из его любимых фраз. Он почти похож на себя прежнего. Почти.
Поскольку я не отзываюсь, папа добавляет:
— Я чувствую враждебность с твоей стороны, Джейн. Ты же знаешь, враждебность может повредить нашим взаимоотношениям.
Это уже новый папа. Папа, помешанный на взаимоотношениях и книжках по психологии.
— Я понимаю, что, как женщина, ты прячешься в свою норку, но сейчас не время.
— Иду, — откликаюсь я, тру глаза и зеваю. Что угодно, лишь бы не слушать эту психологическую тарабарщину.
Натянув свою старую фланелевую пижаму с далматинцами и пожарными кранами, я выхожу из спальни и наполовину скатываюсь, наполовину сползаю по лестнице. Пахнет клубничными вафлями.
— Явилась, Спящая красавица, — усмехается Тодд, поворачивая на гриле сосиски.
В кухне я резко торможу и едва не падаю носом в пол: за столом сидит Кайл. Он потягивает кофе и просматривает газету. Я мигаю, но он не исчезает.
— Почему ты всегда так удивляешься, когда меня видишь? — спрашивает Кайл: вероятно, у меня на лице написан шок.
— Э-э…
У меня отнялся язык.
— Я слышал, что случилось, мне очень жаль.
Хочется помотать головой и протереть глаза — может, я еще сплю? — но вместо этого я принимаюсь теребить уголок пижамы. А чего еще ждать от психопатки, которая закатывает истерики от беспричинной ревности и ввязывается в уголовные преступления?
На Кайле футболка с длинными рукавами и джинсы. Волосы аккуратно убраны под бейсболку. Никогда еще он не выглядел так восхитительно. Даже смотреть больно.
Я с ужасом вспоминаю о дырке на левой штанине моей старой потрепанной пижамы. К тому же я пару дней не принимала душ. Благоухаю, наверное, как конюшня. Я сажусь, изо всех сил стараясь не смотреть на Кайла. Ужасно хочется спросить, что он здесь делает, и еще — продолжает ли он считать меня ненормальной.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, не в силах больше терпеть ни минуты.
— Он зашел, потому что мы попросили его помочь выпутать тебя из этой истории, — объявляет папа.
Я краснею. В отличие от меня папа никогда не стесняется просить помощи у знакомых.
— Я знаю несколько хороших юристов, — говорит Кайл.
— Это совершенно лишнее, — бормочу я в свою тарелку, не смея взглянуть Кайлу в глаза.
— Мне не сложно, — отвечает он.
Я борюсь с желанием сбегать наверх и накинуть халат. Вряд ли мешковатая фланель украшает мою фигуру.
— Мы хотим, чтобы ты поговорила с одним человеком, Джейн, — начинает Тодд.
— Он адвокат, — добавляет Кайл. — И хороший.
В этот момент мне хочется убежать не в свою комнату, а на край света. Беру листок, на котором Кайл записал имя и телефон.
Все равно не могу взглянуть ему в глаза.
— Ну я пошел. — Кайл резко встает и поправляет бейсболку.
Мое сердце сжимается. Он уже уходит. Так быстро. Поношенная пижама с собачками — лучшее средство от мужчин.
Папа поднимается, энергично пожимает Кайлу руку и на всякий случай спрашивает:
— Что, даже не позавтракаешь с нами?
— Нет, мне правда пора, — бросает Кайл, выходит из кухни и закрывает за собой дверь.
Он меня ненавидит.
Это ясно.
Он все еще меня ненавидит. Он все еще считает меня сумасшедшей. А кем еще он должен меня считать? Я не давала ему повода думать иначе. Сначала устроила идиотскую сцену ревности, потом меня арестовали. Люди в здравом уме, как правило, так не поступают.
— Ничего этого не произошло бы, если бы ты прислушалась к моим советам, — начинает папа. — Сколько раз я повторял, что та квартира тебе не по карману, и вот посмотри, что вышло.
Во мне что-то ломается.
— Может, ХВАТИТ, пап? Я знаю, что разочаровала весь мир. Да. И нечего мне все время напоминать, какая я неудачница и дура. — Мой голос начинает дрожать. К глазам подступают горячие слезы. — Я знаю, что все делаю не так, — захлебываюсь я; нижняя губа трясется. — Я знаю, ты меня ненавидишь. Я знаю, ты хочешь, чтобы я была такая, как Тодд.