Эти необыкновенные физиологические перемены продолжались несколько лет. Юджи был настолько ошеломлён тем, что с ним происходило, что не разговаривал целый год после «катастрофы». Мутация была настолько глубокой, что ему пришлось практически заново учиться думать и разговаривать.
Примерно через год к нему вернулись все коммуникативные способности, но он всё ещё молчал. «Что можно сказать после такого?» — спрашивал он себя. Однажды ответ пришёл к нему, как озарение: «Я буду рассказывать об этом, буду говорить, как есть». И с того момента он проводил беседы, если не считать перерыва на год в конце 1970-х. Вот как Юджи рассказывал об этом: «Я не знал, что со мной происходит. У меня не было никакой точки соотнесения. Я каким — то образом умер и снова вернулся к жизни, и слава Богу. Это произошло помимо моей воли и вопреки моему религиозному прошлому, и это чудо. Меня нельзя использовать как образец для подражания».
То, что Юджи описывает, — его естественное состояние, и этим он не предлагает новый образ жизни, потому что на самом деле «другой образ жизни» для нас означает добывание того, что мы хотим, другим способом. Здесь, где находится Юджи, нет никаких желаний, помимо простой потребности в выживании и продолжении рода. Здесь нет желания получать что-то от других людей, разве что когда это диктуют базовые потребности организма. Все психологические и духовные нужды безосновательны. Вот обезоруживающее послание Юджи: «Если вы хотите с его помощью добиться психологического удовлетворения или приобрести какую-то духовную ценность, значит, вы не поняли сути».
По этой причине Юджи не основывал никаких школ, ашрамов и центров медитации. У него не было учения, которое он мог бы защищать или распространять, не было последователей, он не проводил публичных лекций, не выступал с трибуны, не писал священных текстов, не давал никаких практик или садхан и не предлагал никаких решений накопившихся человеческих проблем. Он был простым гражданином, жившим в доме у дороги; проводил неформальные беседы со всеми, кто приходил к нему, независимо от причин, по которым они приходили. Он никого не зазывал к себе и никого не гнал прочь. Его жизнь и учение «начертаны на воде», и любые попытки сохранить, облагородить или превратить то, что он говорит, в установление, — это отрицание всего того, что он так бесстрашно утверждал, и, следовательно, абсурдно.
«Мне нечего сказать человечеству, — говорит Юджи, — но насчёт одного я твёрдо уверен: я не могу помочь вам решить вашу основную дилемму или спасти вас от самообмана, а если я не могу вам помочь, то и никто не может».
Этот сборник бесед познакомит читателей с необычным человеком, человеком настолько неиспорченным, что он отказался от высокой роли освободителя или мирового учителя, указав вместо этого с безжалостной прямотой и непреклонной решимостью на единственного настоящего спасителя человечества — на эту парадоксальную свободу, которая одновременно является безропотной самостоятельностью и бесстрашным самоотречением.
Эта уверенность сметает всё
Юджи: Я никогда не мог сидеть на сцене и говорить. Это слишком искусственно. Вести дискуссии по гипотетическим или абстрактным вопросам — пустая трата времени. Сердитый человек не может просто сидеть и спокойно рассуждать о гневе — он слишком сердит для этого. Так что не говорите мне, что у вас кризис, что вы сердитесь. Зачем говорить о гневе? Вы живёте и умираете, не переставая надеяться, что однажды вы вдруг перестанете сердиться. Вас отягощает эта надежда, и, когда вы теряете надежду в этой жизни, вы выдумываете будущую жизнь. Никаких будущих жизней не будет.
Вопрос: Ну хорошо, ваши речи не дают никому надежду — это точно. Так зачем же вы тогда выступаете — разве не для того, чтобы утешить или научить кого-то?
Ю.: Что я, по-вашему, должен делать? Вы приходите, я говорю. Вы хотите, чтобы я вас тоже критиковал? Это бесполезно, потому что вас ничто не проймёт. Вы окружили себя непроницаемой бронёй и ничего не чувствуете.
Вы неспособны осознать своё положение, вы реагируете менталом — своими идеями и измышлениями. Ваша реакция — это мысль. Боль, которую вы чувствуете там, чётко отражается здесь, без всякой необходимости переживать боль. Здесь нет никаких переживаний. Их нет вообще. В этом естественном состоянии ты ощущаешь чужую боль независимо от того, знаешь ты этого человека или нет. Недавно мой старший сын умирал от рака в больнице неподалёку. Я часто навещал его. Знакомые говорили, что я всё время испытывал сильную боль, пока он не умер. Я не могу ничего с этим сделать. Эта боль — ещё одно проявление жизни. Они хотели, чтобы я попытался как-то вылечить его от рака. Если я буду трогать эту опухоль, она будет только расти, потому что я буду прибавлять ей жизни. Рак — это размножение клеток, ещё одно проявление жизни. Что бы я ни делал, опухоль будет только становиться сильнее.