— Пошли, проведаем дедушку, — предложил я.
— Нет, сначала я должен научиться свистеть.
И он снова принялся надувать щеки. Я ушел – пусть себе упражняется.
Тренировки заняли несколько недель.
Наконец, когда похолодало и пожелтели листья на вишне в саду Густавссона, Берра вдруг объявился. Глаза усталые, но счастливые. Он двинул меня кулаком в плечо.
— Пошли к дедушке!
Он бежал всю дорогу, до самой нильсовой двери.
— А вот и я! — крикнул Берра, распахивая дверь.
Но комната была пуста.
Не было ни золотых часов, ни чучела птицы, ни фотографии тетеньки в синей шляпе.
Кровать была застелена. В комнате пахло мылом.
— Странно, — сказал я. — Может, он в парке.
В парке пели птицы. И чудесно пахло. Но дедушки нигде не было. Тогда мы пошли в столовую. Там нас заметила тетя Тора.
— Хотите кофе, мальчики? — предложила она.
— Нет, — ответил Берра. — Мы ищем дедушку.
Тетя Тора встала. Вытерла рот салфеткой. Положила руку Берре на плечо.
— Его здесь больше нет, — сказала она. — Он покинул нас.
— Может, он заблудился? С ним это случается, — предположил Берра.
Тетя Тора обняла Берру за плечи. Она сказала, что дедушка теперь на небе, что в субботу с ним можно будет попрощаться в часовне.
Берра был ужасно раздосадован. У него даже слезы навернулись на глаза. Он вырвался из ториных объятий.
— А я как раз научился свистеть! — крикнул он и пнул камень носком ботинка.
В субботу поднялся сильный ветер. Он гудел в кронах деревьев. Высоко в небе летели облака.
Берра зашел за мной. Он был в нарядной яркой рубашке, а волосы причесаны и приглажены.
— Пошли, простимся с дедушкой, — сказал Берра.
Но прежде мы пробрались в сад Густавссона и сорвали там самую красивую розу.
Перед часовней стоял похоронный автобус. Внутри уже все началось. Один дедушка играл что есть сил на органе. А на скамье сидели тетя Тора в черном платье, медсестра и еще кое-кто. Все смотрели на белый гроб, что стоял посреди комнаты.
— Сядем здесь, — сказал Берра. — Здесь хорошо видно.
Мы сели на скамью у самой двери. Когда смолкла музыка, появился священник и произнес речь. Очень короткую.
— Нильс был счастливым человеком. Особенно в конце жизни, — сказал священник. — Мы все любили его. Он не был одинок, хоть у него и не было родственников.
Тут Берра поднял руку и взмахнул ею так, что все обернулись.
— Он же был мой дедушка!
Потом все стали подходить к гробу и класть цветы. Мы с Беррой подошли последними. Поклонились. И Берра положил густавссонову розу на самый верх.
Я потянул его за руку, но он остался стоять у гроба.
— А теперь я посвищу! — объявил он.
Берра свистел, и его свист разносился по всей часовне.
Он свистел «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?»
— Ну как? — поинтересовался Берра, когда мы вышли на улицу.
— Здорово! — признал я. — Можешь быть доволен.
— А я и доволен.
Мы стояли на ветру и смотрели, как два дяденьки в черных перчатках вносили гроб в автобус.
— Что ж, по крайней мере, нам было весело вместе, — сказал Берра.
Автобус уехал. Мы махали ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.
— Ну, что теперь будем делать? — спросил я.
— Пойдем запустим воздушного змея. Сегодня ветер подходящий.
Сикстен
Ночной автобус
Сикстен спит. Над его кроватью висит мамина фотография. В комнате темно и тихо. Луна смотрит с высоты на зеленый дом на улице Руссинвеген.
А где-то вдалеке по пустынным улицам мчит ночной автобус. За рулем — папа Сикстена. Он смотрит на часы, а затем переводит взгляд на фотографию сына, приклеенную на стекло.
Вот он тормозит автобус у края дороги. Нет, это не остановка. Просто рядом телефонная будка.
— Извините, — говорит папа в микрофон, — я на минутку.
Берет кошелек с мелочью и выходит из автобуса. Но когда он подходит ближе, оказывается, что телефон занят. В будке стоит длинноволосая женщина. Она привязала собаку снаружи и все говорит и говорит, словно наговориться не может. Папа Сикстена наклоняется и расстегивает собачий ошейник.
— Ну-ка — беги! — шепчет он псу.
Пес срывается с места, а папа поднимает пустой ошейник и тихонько стучит билетным компостером по стеклу.
В квартире Сикстена раздается звонок. Телефон звонит довольно долго. Не так-то легко разбудить мальчика.
Но наконец Сикстен откидывает одеяло. Он бежит через комнату. По валяющимся на полу носкам, рубашкам и трусам. Мчится по коридору и влетает в кухню — там стоит телефон.