У меня нет старых семейных фотографий. Уезжая из дома в восемнадцать лет, я взяла с собой несколько снимков, но однажды выбросила их, позволив ярости возобладать над здравым смыслом.
Жаль, что нельзя так же просто избавиться от воспоминаний.
5
– О конечно, прекрасно, – сказала мать Стейси моей маме, выглядывая из открытого окна серебристого автомобиля.
Стейси уже вылезла из машины и стояла рядом со мной, закинув на плечо увесистый рюкзачок.
– Тогда все в порядке, – ответила мама. – Я просто подумала, что надо согласовать это с вами, прежде чем мы…
– Простите, я смываюсь! – воскликнула мать Стейси, уже выруливая на дорогу. – Развлекайтесь, девочки!
У меня возникло четкое впечатление, что мать Стейси относится к жизни менее строго, чем моя мама. Мы проводили взглядом скрывшуюся за поворотом машину, и моя мать повернулась к Стейси.
– Меня зовут Нора, – представилась она, протягивая Стейси руку. В детстве моим друзьям предлагалось называть ее «мисс Нора», а моего отца – «мистер Грэхем», но примерно год тому назад обращения изменились. Моя мать выросла в Пенсильвании и, перебравшись в Северную Каролину, так, в сущности, и не восприняла традиции местной культуры обращения к молодым женщинам, поэтому теперь всех звали просто по имени. Сама я еще не успела привыкнуть к этому.
– А меня зовут Стейси, – со смехом восприняв формальную церемонность такого знакомства, ответила Стейси, пожимая руку моей матери.
В школе Стейси казалась мне какой-то другой, хотя я не понимала пока, что же в ней изменилось. По плечам ее по-прежнему рассыпались невероятно блестящие и прямые черные волосы, густая длинная челка едва не касалась ресниц. И сами ресницы, обрамлявшие ее почти черные глаза, отличались поразительной густотой и длиной. Мальчишки в школе не могли отвести глаз от ее фигуры, и сейчас розовая майка и белые шорты великолепно подчеркивали ее достоинства. И хотя на мне был почти такой же наряд – только майка голубая, а не розовая, – я ощущала себя… ну, не то чтобы уродиной, но, честно говоря, невзрачным и тощим, плоскогрудым очкариком. По сравнению с ее волосами моя шевелюра выглядела как буйные заросли, и еще я терпеть не могла усыпавшие мой нос веснушки. Впрочем, кое-что в моей внешности мне нравилось: своеобразные голубые глаза, доставшиеся мне по наследству от семьи Арнетт. Светлые голубые радужки окружали темно-синие, почти черные каемочки. К сожалению, из-за очков этой особенности было почти не видно, но сама-то я, по крайней мере, знала о ней. И тем не менее сейчас, стоя рядом со Стейси и особо ощущая свою невзрачность и худобу, я вдруг пожалела, что пригласила ее, хотя понимала, как это подло с моей стороны. Она же не виновата, что природа не одарила меня такой же красотой.
– Ты любишь энчилады? – спросила мама, когда мы вошли в дом.
– Я обожаю мексиканскую кухню! – воскликнула Стейси.
– Отлично, – сказала мама. – Пока я готовлю рис, вы, девочки, можете заняться салатом.
Я испытывала неловкость рядом со Стейси, когда мы крошили помидоры и рвали латук для салата. С другими подружками я могла бы запросто поболтать, но, мало зная интересы Стейси, я не могла выбрать подходящую тему… можно, конечно, было поболтать о «Нью Кидс», но мне не хотелось заводить разговор о них при маме, поэтому мы хранили молчание.
Мама достала из духовки энчилады и поставила противень на пару подставок.
– Расселл! – оглянувшись к выходу из кухни, призывно крикнула она. – Ужин готов!
Мы со Стейси перетащили все блюда в столовую и уже сидели там, когда Расселл привез моего отца и подкатил его коляску к столу. Увидев папу в инвалидной коляске, Стейси явно растерялась, и на лице отразилось удивление.
– Ты, должно быть, Стейси. – Папа улыбнулся ей, и она быстро восстановила спокойствие.
– Да, – ответила она со своей очаровательной улыбкой.
– Меня зовут Грэхем, – представился он и, кивнув в сторону Расселла, добавил: – А это Расселл.
Сегодня вечером папа с Расселлом оделись как близнецы, оба в черных футболках и джинсах.
– Меня сегодня пригласили в гости, – стоя за коляской отца, сказал Расселл, взглянув на меня. – Может, Молли, ты возьмешь на себя роль хозяйки?
– С удовольствием, – ответила я, отталкивая стул и вставая из-за стола.
За ужином папу обычно кормили мама или я, а Расселл зачастую брал на себя заботы о завтраке и обеде. Ужин, по мнению моей мамы, должен был проходить в семейной обстановке, и меня это вполне устраивало. Я отлично успевала одновременно есть сама и кормить отца. Обойдя стол, я села рядом с отцом, развернув стул вполоборота к нему. Стейси сидела напротив нас, а мама устроилась во главе. Чувствуя, что Стейси смотрит на папу, я заправила салфетку ему за воротник.