– Это мне нравится, – повторила она.
– Великолепно!
– Мне нравится этот долбаный сортир! – заорала она и, открыв дверь, шагнула внутрь.
Потрясенная ее матерным ругательством, я едва осознавала, как она успела оказаться внутри, присесть над очком и облегчиться.
– Мне нужна туалетная бумага! – крикнула она.
Скрипнув дверью, я протянула ей рулон.
Через минуту она вышла оттуда, передергиваясь.
– У тебя получилось! – воскликнула я.
– И надеюсь, мне не придется повторять этот опыт.
Мы направились обратно к родниковому дому. Обратную дорогу Стейси прошла гораздо спокойнее. Пока мы шли, я рассказала ей о папиной Притворной терапии.
– Безумие какое-то, – заявила она.
– Еще скажи, что она не сработала в твоем случае.
– Ну, на самом-то деле мне это совершенно не понравилось.
– Тебе понравилось, что он оказался здесь, когда тебе понадобилось.
– Неужели он в самом деле пишет книги о притворстве?
– Говоря с другими психологами, он не называет ее Притворной терапией. Он называет эту методику Ролевой терапией или Когнитивно-поведенческим самосовершенствованием, сокращенно – КПСС. Но по сути дела, все строится на способности притворяться.
– Безумие, – опять повторила она.
Мне вспомнились двое папиных коллег из Эшвиллской конторы. Один из них, Питер, тоже думал, что мой отец свихнулся. А папа, в свою очередь, так же неодобрительно отзывался о методах терапии Питера. «Питер по-прежнему думает, что на Фрейде свет клином сошелся, – сетовал он. – Но тем не менее мы любим друг друга». Вторая коллега из папиного кабинета, Дженет, боготворила моего отца… во всяком случае, по словам моей матери. Дженет пришла к отцу на стажировку, намереваясь больше узнать о КПСС, и осталась работать с отцом и Питером после того, как получила лицензию. Я довольно хорошо знала и Дженет, и Питера, и жену Питера Хелен. Они все трое казались мне очень приятными людьми.
– И ты помогаешь ему писать книги? – спросила Стейси.
– Нет, я просто печатаю за него. Он говорит мне то, что хочет написать, и я печатаю.
– Надо же, – удивленно произнесла она, – круто.
Мы благополучно вернулись в домик. Лежа на кроватях, мы уже четвертый или пятый раз слушали альбом «Шаг за шагом». Внезапно Стейси поднялась с подушки и, глянув на меня вытаращенными глазами, прошептала:
– У тебя под кроватью кто-то шуршит! Надо бежать отсюда!
Она положила фонарик рядом с собой на кровати и сейчас, схватив его, бросилась к двери.
– Да никого там нет! – Я вскочила и бросилась за ней.
Она уже открыла дверь. Едва я вышла из дома, как она захлопнула дверь и привалилась к ней спиной, чтобы какое-то воображаемое чудовище не смогло выбраться и наброситься на нас.
– Серьезно! – испуганно воскликнула она. – Под твоей кроватью кто-то сидит!
– Бред, – возмущенно ответила я. – Под эти кровати никому не втиснуться. У них совсем короткие ножки.
Сова вновь выбрала «удачный» момент для своего жуткого воя, и вопль Стейси слился с ее завываниями.
– Молли, я хочу вернуться в ваш нормальный дом! – взмолилась она. – Пожалуйста! Правда. Я жутко боюсь. И не уговаривай меня притворяться! Там кто-то есть. Должно быть, какие-то твари забрались в сторожку, пока мы шлялись в тот дурацкий туалет.
Ее страхи были смехотворны, но я поняла, что на сей раз мне не убедить ее.
– Надо забрать твой рюкзак, – сказала я.
– Заберем завтра. Я не собираюсь больше входить туда.
– Я могу сама. – Я попыталась дотянуться до дверной ручки, но Стейси перехватила мою руку.
– Нет! Не оставляй меня тут одну.
– Ладно, – уступила я.
Мне представилась наша долгая прогулка по темной дороге, потом медленный и осторожный спуск с Адского провала. Однако, похоже, выбора у меня не было.
Мы упорно продирались по темной тропе, и Стейси едва ли не висела на мне. Она постоянно оглядывалась и пару раз едва не упала, зацепившись за какие-то корни. Когда мы вышли в итоге на кольцевую дорогу, я вздохнула с облегчением. Правда, через пару шагов я сама остановилась. Луч моего фонарика выхватил на дороге впереди нас что-то блестящее.
– Что это там? – прошептала я.
– Где? – Стейси до боли сжала мне руку.
Я продвинулась чуть дальше и мгновенно поняла, что там блестело: спицы в колесах отцовского кресла. Его кресло стояло припаркованным рядом со скамьей, сколоченной дедушкой. Мой отец сидел на скамье и вроде бы спал, но он был не один. Рядом с ним дремала Амалия, положив голову ему на плечо и держа его лежавшую на бедре руку.
Стейси затаила дыхание.
– Это же не твоя мать, – прошептала она.