— Игорь, — мягко сказал Купцов, — мы все-таки хотели поговорить о Трубникове. — А я о нем и говорю. Меня отодвинул бритый урод. Спешу, говорит. Но на самом деле он никуда не спешил. Он заплатил за бензин и пошел шляться по залу.
…он пошел шляться по залу. И столкнулся с Сашей. Я, разумеется, не знал тогда, что это Саша. Я стоял у кассы, платил деньги. С чего у них началось, я, по правде, не видел. Скорее всего, кожано-бритый и Сашу толкнул. Он же, блин, крутой… Только он не знал, на кого нарвался. Он думал, что крутой. Да и вообще оказалось, что их двое. Второй — такой же урод — вошел тут с улицы вместе с Ольгой. Все пялился на нее. У Оленьки полушубок короткий… она его почему-то жакетом зовет… короткий. А под ним считай ничего. Колготки, да ажур на резинках.
— Поменьше лирики, — сердито сказал Брюнет.
— Что? — вскинул глаза Строгов.
— Мы тут не про пи…у твоей Ольги собрались слушать, — ответил Брюнет.
— А про пи…у — это лирика? — поинтересовался Петрухин.
— Да, — сказал Купцов. — Про пи…у — лирика. Любовная.
— Господи, — сказал Строгов как-то по-бабьи. Он не слышал, о чем они говорят. Он был на заправке.
…тот, второй, все пялился на Ольгины ноги, ухмылялся… харя! А уже что-то вспыхнуло между Сашей и первым уродом. Второй сразу переключился на конфликт, про ноги Ольгины забыл… «Козел! — прозвучало слово. — Козел…» А спустя секунду первый уже летел спиной вперед между стеллажами. Сыпались какие-то товары с полок. Вскрикнула девица за кассой… вскрикнула Ольга. Второй сразу бросился на Сашу. Кажется, он тоже орал про козла. А Саша схватил вязаночку дров для камина… знаете — такие маленькие аккуратные вязаночки дров для камина на финский манер?.. Саша схватил вязаночку дров и швырнул ему в голову. В лицо. Вернее — в харю. Ни секунды не думал. Взял — и метнул! Дрова! В харю!
Тут прибежал охранник. Знаете — когда они нужны, — так их нет. А когда не нужны уже… Прибежал охранник. Смотрит: двое в крови валяются, стеллаж набок упал, товар разбросан. Что? Как? А Саша ему спокойно так отвечает: «А ты где был? Пиво пил, как амбал десятипудовый в рекламе? Ты кто — секьюрити? Так вот ты и должен быть на месте, когда посетителей оскорбляют. Ты должен обо мне заботиться. Ты обязан бардак пресекать и выбрасывать вон уродов, которые мешают людям жить… Вызывай им, на хер, „скорую“».
Вот так я впервые увидел Сашу Тимофеева. Я сразу понял: вот — человек! Вот — характер!
И мы уехали с Ольгой. Пить кофе нам расхотелось. Сами понимаете: все настроение пропало. Дровами — ив харю! Но километров через шестьдесят стоит еще кафушка. Мы туда заскочили. А спустя пять минут подъехал Саша… увидел нас — улыбнулся. И я пригласил его за наш столик. Он сел. Слово за слово, познакомились.
— А здорово вы разделали их, Саша.
— Да, ерунда. Не бойцы — смазка для штыка.
— Вы спортсмен?
— Был когда-то.
— А сейчас, извините, чем занимаетесь?
— Чем придется. Без пяти минут бомж.
— Ну на бомжа-то вы, допустим, не очень похожи, — сказала Ольга и кивнула за окно, на машину, на которой приехал Саша. Это был «мерс-180».
— Это не моя. Подрядился перегнать для одного барыги, — ответил он, улыбаясь.
— Так что, — спросил я, — вы, Александр, совсем без работы?
— А вы можете что-то предложить?
— Не знаю… возможно.
Вот так, господа, мы и познакомились. Я еще не знал, чем это знакомство обернется. Господи! Если бы я знал! Но тогда я ничего не знал. Я — наоборот — подумал, что Саша может быть полезен в некоторых ситуациях… Мы познакомились, обменялись телефонами и расстались. Так, дорожный эпизод. Не более того… кто может знать?
Я подумал, что Саша Тимофеев может быть полезен при случае. И — как на грех — такой случай подвернулся.
— В середине апреля? — спросил Петрухин.
— Что? А… да, в середине апреля. Откуда вы знаете?
— Догадался.
— А я не догадался, — мрачно произнес Строгов и налил себе коньяк.
Брюнет посмотрел на Петрухина. Петрухин пожал плечами.
— А я не догадался, — сказал Строгов после того, как выпил коньяк. — Ни хера я не догадался, что сам голову в петлю сую… Позвонил я, дурак, этому Саше. Меня, блядь, накануне оскорбили сильно. Почти как на заправке… Другая, конечно, ситуация, но смысл тот же самый. На Большой Морской дело было. Мы с Ольгой подъехали там к одному магазинчику. Я, короче, тачку поставил, вдруг — бах! — вылетает один орел в униформе, с дубинкой: здесь нельзя ставить! Почему, говорю, нельзя? А потому, говорит, что здесь наш босс всегда паркуется. Вот-вот он подъедет, будут неприятности… Да что же, думаю, за херня такая. Я с женщиной… вы понимаете? Я же все-таки мужчина, офицер. Я должен как-то соответствовать!
— А ты, Игорек, са-а-т-т-ветствуешь, — сказал Брюнет с издевкой.
— Тебе обязательно нужно в меня плюнуть? — спросил Строгов.
— Ты сам весь себя обслюнявил, папа. Хочешь са-а-тветствовать — подойди и дай в морду. Тебя могут избить, могут искалечить. Но ты будешь чувствовать себя мужиком. Вот так, папа. А то: офицер… с женщиной. А надо: вязанкой — в харю!
— Тебе обязательно нужно в меня плюнуть, — сказал Строгов.
— Да на хер ты вообще мне нужен?! — в сердцах сказал Брюнет. — Я из-за твоих подвигов на три шага к инфаркту приблизился, офицер с женщиной.
Купцов, косясь на Брюнета, кашлянул в кулак. Партнерам очень не хотелось, чтобы Строгов замкнулся. Игорь был подогрет алкоголем, возбужден. Ему хотелось выговориться. Он был сейчас открыт, искренен… В любой момент он мог «закрыться». Такие случаи бывали. Петрухин протянул Строгову сигареты, сказал:
— Отлично тебя понимаю, Игорь… Героев в жизни нет. А ситуевина крайне неприятная. Тебя оскорбили, и ты позвонил Саше. И я бы позвонил Саше. И Виктор тоже позвонил бы Саше.
Брюнет хмыкнул. Петрухин быстро наступил ему на ногу под столом: молчи. Обосрешь всю обедню.
— Я был оскорблен, — сказал «офицер с женщиной»: — Вам, наверно, трудно это понять… Но меня в присутствии Ольги едва ли не пинками вышибли со стоянки. Нормально, да?.. И я позвонил Саше. Мы встретились с ним вечером в баре «Трибунал». Я рассказал ситуевину. А он рассмеялся и сказал: так в чем вопрос?.. А в чем вопрос? Проучить нужно уродов! Вот и весь вопрос. Возьмешься, Саша?
— Стоп, — сказал Брюнет. — Стоп. На Большой Морской, говоришь?
— На Большой Морской.
— Так это ты сжег джип Утюга? — с интересом спросил Брюнет.
— Утюга? Какого Утюга? Какой джип?
— «Лэндкрузер». С «мэриевскими» номерами. Вот какой джип.
— «Лэндкрузер», — сказал Строгов. — С «мэриевскими» номерами.
Брюнет хлопнул себя по ляжкам и засмеялся.
— Ну ты, друг детства, даешь! Утюг на говно изошел! Все орал: найду падлу — поглажу… Ты, кстати, знаешь, Игорек, почему его Утюгом зовут?
— Н-нет, — неуверенно сказал Строгов.
— Сильно любит гладить, — сказал, усмехаясь, Брюнет.
В кабинете вдруг запахло горелым мясом… Ты все еще уверен, читатель, что смертная казнь — это негуманно?.. Ну, извини, наверно, мы не правы. Пусть ребята немножко порезвятся: войдут в твой дом, отберут твои рублики, изнасилуют твою жену… А если ты не захочешь отдавать свои рублики, тебя немного ПОГЛАДЯТ. Стрелочки на штанах помялись, папуля. Надо разгладить. Да не, спасибо, гладильная доска не нужна.
— Ты позвонил Саше, — сказал Петрухин. — И что? Что он сказал?
— Он спросил: а чего, собственно, я хочу? Я хотел в тот момент только одного — наказать уродов.