Таких случаев было полно. И с каждым месяцем становилось все больше. Несовершенство законодательства, а -- в большей степени -- "несовершенство" самих слуг закона все чаще становилось орудием для устранения конкурентов или кредиторов. Об этом знали все -- от рядового следака до министра. И -что? А НИ-ЧЕ-ГО.
Разочарование нарастало. Накапливалась усталость. Ни процесс, ни результат не доставляли никакого удовлетворения. К середине девяносто восьмого я уже понял, что количество перешло в качество -- моя работа в МВД подходит к завершению. Итогом шестнадцати лет службы стал огромный следственный опыт, гастрит и "Свидетельство о расторжении брака". Но я все еще продолжал служить. Мне трудно было уйти. Требовался какой-то толчок. Этот толчок произошел осенью.
Мы занимались тогда делом Ефрема. Следствие, собственно говоря, было закончено. Ефрем и его подельники в "Крестах" знакомились с уголовным делом в соответствии с 201-й. Дело было многотомным, обвиняемых -- человек десять. Нас уже поджимали сроки, рук не хватало... Само по себе знакомство обвиняемого с делом -- процесс рутинный и выглядит так: следак с несколькими томами дела приезжает в СИЗО, идет в кабинет, куда приводят сидельца. Сиделец читает дело, следак как привязанный сидит рядом. Глупо и утомительно. И так день за днем.
И тогда мы придумали ноу-хау. Зачем, спрашивается, просиживать в "Крестах" целый день следаку, если можно переложить это на чьи-то плечи? И такие плечи нашлись -- мощные плечи бойцов СОБРа [СОБР -- специальный отряд быстрого реагирования]. Выделили нам бравого прапорщика, мужика под два метра ростом. В дверь только боком входит... Собровцы -- они вообще-то ребята без затей. За глаза их в ментуре называют гоблинами. Может, и не совсем справедливо, но... Без них, в общем-то, тоже иногда худо. Ежели нужно войти в какую-то квартиру -- склад, гараж или офис, где вас не особенно ждут, собровцы -- сущий клад. С ломами, кувалдами и АПС [АПС -автоматический пистолет Стечкина] наперевес они взламывают любые двери и быстро гасят любое сопротивление. При этом не особо разбираются, кто преступник, а кто заложник... Как говорил мой шеф, Виктор Самопалов, ставить какие-то сложные задачи им бесполезно. Из установки: "Войти. Обеспечить нейтрализацию бандитов и безопасность заложников", -- ребята воспринимают только одно: "Войти!" А дальше трещат двери, засовы, замки, челюсти, ребра и черепа. СОБР работает! Кто не спрятался, я не виноват.
Справедливости ради надо сказать, что работа у ребят бывает иногда опасная и это накладывает отпечаток на их образ мысли... Ну так вот -- дали нам бравого прапорщика Пилипчука, и стал он каждый день ездить в "Кресты" с томами дел. Это, строго говоря, явное нарушение УПК, потому что закон предусматривает участие в ознакомлении обвиняемого с делом именно следователя, а не Пилипчука. Но мы же в России живем. Стал Коля Пилипчук ездить в "Кресты" и стоически сидеть там целыми днями, пока Ефрем и его команда листают дела. А у Ефрема-то дела серьезные! Он же весь К-й район держал. Поговаривали даже, что Ефрем собирается занять пост главы администрации района. Да он и сам любил говорить: "У меня все мусорня в кармане".
Вечером прапорщик возвращается к нам, сдает тома и "график 201-й" -документ, расписывающий, кто из обвиняемых с чем ознакомился... Итак продолжается неделю без всяких эксцессов. Все довольны. Наступила пятница. Между прочим -- тринадцатое. Октябрь. В конце рабочего дня приходит наш прапорщик геройский и приносит сумку с томами уголовных дел. Но почему-то их не сдает, как обычно, а просто бросает сумку в угол: пусть, дескать, до понедельника полежит. Все равно, мол, в понедельник опять их в "Кресты" везти. И при этом суетится несколько... Вроде ничего необычного и нет. Конец недели, конец рабочего дня. Торопится человек к любимой женщине. Но меня вдруг как током дернуло. Что-то, думаю, не то!
-- А давай-ка, -- говорю, -- брат Коля, посмотрим на дела...
Коля держится спокойно...
-- А что, -- говорит, -- на них смотреть?
Но меня уже "пробило". Мент -- он ведь как мыслит? Вот простой пример: идет человек по улице, несет чемодан, торопится. Обычный гражданин, увидев такое, подумает: эге, на поезд, видно, спешит, опоздать боится... А мент? А мент подумает: эге, а не украл ли он чемоданец-то? Надо бы проверить.
-- Давай, -- говорю, -- Холя, посмотрим.
Когда открыли сумку, смотрю -- все вроде на месте... Раз, два, три... Восемь томов. Но вот одна папка... одна папка вроде как новая. А они уже все потертые. РАБОЧИЕ. А эта -- чуть-чуть отличается. Беру я ее в руки -не наша папка. Я этого еще не знаю, но каким-то шестым чувством чувствую: не наша.
Вынимаю -- положенной надписи "Уголовное дело No..." на обложке нет. Раскрываю... и вижу внутри чистые листы бумаги. Я уже понимаю, что именно произошло, но не хочу в это верить. Потому что за шестнадцать лет следственной пахоты я никогда не сталкивался с таким. Потому что такого не бывает. Не должно быть. Не может быть... Но оно есть.
Скандал был большой. Прапорщика задержали, закрыли на трое суток по "сотке". Он железно стоял на своем: ничего не знаю. И хотя всем было понятно, что товарищ Пилипчук продал том уголовного дела, доказать это было невозможно. Против него возбудили дело по "халатности"... Чем это закончилось -- я не знаю. Не интересовался. После этого случая я уволился._
* * *
-- А ты, -- спросил Петрухин, -- почему со следствия-то ушел?
Купцов выпил бокал пива до дна, закурил петрухинскую сигарету. Долго сидел молча, Шел дождь за окном, порывы ветра гнули ветви деревьев с робкой зеленью. Блестела в свете фонаря мокрая крыша "антилопы Гну" -- старенькой "шестерки", получившей сегодня ночью неожиданный отгул.