-- Крутимся, подменяем друг друга... А вообще-то, товарищи офицеры, флота у России больше нет, корабли годами стоят у причалов, служба превратилась в некую формальность.
-- Понятно, -- отозвался Купцов. -- Ну, что же? Расскажите, Владимир Петрович, про тот день. Хорошо его помните?
-- Хорошо ли помню? Да его хрен когда забудешь, -- мрачно произнес Черный. -- В тот день, в воскресенье, двадцать третьего апреля, я сменил Лешу Лаврова. У нас смена в десять ноль-ноль... Я сменил Лешу, все было как всегда... Воскресенье, в офисе никого нет. Лешка, как сейчас помню, говорил, что, мол, в баню пойдет. Я ему позавидовал. Вот, думаю, счастливый человек -- в баню пойдет, а тут сиди в четырех стенах... Эх, если б я знал, какое у меня веселое дежурство получится!
Владимир Петрович извинился, встал и принес из кухни пепельницу и пачку "Примы".
-- Раньше я в коридор выходил курить, чтобы не травить жену с дочкой, а теперь там от "лиц кавказской национальности" не протолкнуться. Героином торгуют почти в открытую... И противно, и сделать ничего нельзя. За жену с дочкой страшно.
Черный закурил нервно и продолжил:
-- Ну так вот: я сменил Лешу. Примерно в одиннадцать часов вдруг пришел Тищенко. Он такой, знаете ли, очень неприятный человек был: грубый, приблатненный... Нехорошо так про покойника-то, но из песни слова не выкинешь. Он пришел и сразу прошел к себе.
-- Он не показался вам взволнованным или странным? -- спросил Петрухин.
-- Да нет. Как всегда... И видел-то я его несколько секунд. Я сказал: добрый день. Он что-то буркнул и прошел к себе. А спустя пару минут появился Игорь Васильевич и некий мужчина с ним. Молодой, лет тридцати... в длинном черном плаще и вязаной шапочке, в серо-красных кроссовках.
-- Вы хорошо его запомнили?
-- Да уж... запомнил на всю жизнь.
-- Сможете узнать?
-- Наверняка. У меня память на лица крепкая. Я на крейсерах служил, а там экипажи огромные. Как матросиков различать? Все в форме, все одинаковые -- только в лицо... Запомнил я этого убивца. Да и вообще трудно его не запомнить.
-- Почему? -- быстро спросил Петрухин. -- Приметы какие-то?
-- Нет, -- ответил Черный, -- никаких таких особых примет нет. Нормальные, правильные черты лица. Но вот характер! Характер у мужика несомненно присутствует.
-- Как вы это определили? Капитан задумался, потом сказал:
-- Трудно объяснить... Но я убежден, что прав. Хребет у него крепкий Я ведь всю жизнь с людьми работаю, научился понимать, кто есть кто. Знаете, как бывает? Приходит на корабль молодежь, и сразу видно, кого замордуют и шестеркой сделают, а кого нет. Так что глаз у меня наметанный, товарищи офицеры.
-- Хорошо, -- кивнул Купцов. -- А что дальше?
-- Дальше? Они вошли. Игорь Васильевич поздоровался, а тот -- второй -- нет... И они прошли к кабинету Тищенко. Я вообще-то обязан всех посетителей фиксировать в журнале, но поскольку этот убивец пришел с самим Строговым, то...
-- Понятно. Дальше.
Черный снова закурил свою "Приму", и было видно, что он волнуется, что напряжен.
-- Дальше -- выстрел! Выстрел -- и я сразу понял, что произошло.
-- А как вы это поняли?
-- Не знаю. Не знаю как, но понял. Вот как-то мгновенно осознал, что это не хлопушка, не петарда, а именно выстрел и именно в человека. Я не знал, кто стрелял, из чего стрелял, но понял сразу, что произошло убийство.
-- А звуки? Ссорились они перед выстрелом? Ругались?
-- Трудно сказать определенно. Что-то такое было -- громкий голос, шум... А потом -- выстрел -- и тишина. Потом -- через минуту -- другой. И -- они выходят.
-- Кто шел впереди?
-- Игорь... Игорь Васильевич Строгов. Второй сзади, сбоку. Идет, и в руке у него помповое ружье, короткое, с полметра всего, без приклада.
Черный говорил, а сам смотрел вдаль. Как будто всматривался в глубину коридора, откуда приближался человек с ружьем в руке... убийца, у которого крепкий хребет. День был нерабочий, в коридоре горело только дежурное освещение, из полумрака приближался убийца. Сквозняком тянуло кислый запах пороха.
-- Я думал, -- сказал Черный, -- сейчас и меня тоже убьют... Они подошли... стоят... молчат... Потом Игорь говорит: поедешь с нами. Он был очень бледный. Вот как будто вообще ни кровинки в лице. Десять минут назад вошел нормальный человек, с улыбкой. А стал -- как покойник. Поедешь с нами, говорит. Поехали... У Игоря -- джип. "Опель-фронтера". С водителем. Мы сели, поехали. Я сзади сидел, рядом с этим... Господи, думаю, куда едем? Зачем? Убьют, думаю. И сам себя ругаю, что даже не догадался в журнале запись сделать: Строгов, мол, был... Черный вдавил сигарету в пепельницу. Вымученно. через силу, улыбнулся.
-- В общем, товарищи офицеры, скажу вам честно: испугался. Никогда в жизни я так не боялся. Едем, а я даже не смотрю, куда едем. На Петроградской оказались. Строгов мне и говорит: ты, Володя, забудь все, что видел и слышал. Ты, говорит, иди не спеша обратно. На Финляндском пивка попей, можешь и водочки зацепить стакан... Я сижу, киваю. До меня и смысл-то не очень доходит. Вот так. А придешь в офис -- позвони в милицию. Ментам расскажешь, что, мол, уходил пива попить, а когда вернулся -- нашел в кабинете мертвого Тищенко. Понял? Я, конечно, говорю: понял.
-- А тот, второй, говорил что-то? -- спросил Купцов.
-- Нет. Он ни слова не произнес. Сидел всю дорогу молча, держал свой обрез между колен. Кажется, жевал резинку.
-- Понятно... А водитель?
-- А что водитель? Ему до лампочки.
-- До лампочки... Ладно, что было дальше?
-- Дальше я все сделал, как сказал Игорь. Пешком дошел до Финляндского, там выпил две бутылки пива. Я ведь не люблю пиво-то... печень у меня. Но выпил. Пришел в офис. Вот поверите -- входить не хочется! Стою на ступеньках, смотрю на дверь и входить -- противно.
-- Мы отлично вас понимаем, Владимир Петрович, -- сказал Петрухин. Он вспомнил, как ему впервые довелось "общаться" с трупом. Трупик был не криминальный -- пожилой мужчина умер в ванне от сердечного приступа. Пролежал, однако, он в воде дня три-четыре. Вытаскивать тело из ванной "доверили" Петрухину, как самому молодому...
-- В общем, вызвал я милицию. Они на удивление быстро приехали. Я им рассказал, как Игорь меня научил. А они говорят: ты что, дурак? Или нас за дураков держишь? Твое, говорят, счастье, что ты человек уже в возрасте да еще и капитан второго ранга. Иначе, говорят, мы бы тебя носом в развороченный затылок Тищенко сунули... а вы тот затылок видели?