-- Я не знаю никакого Александра Матвеева и никогда в жизни ему не звонил, -- уверенно произнес Горбач.
-- Хорошо, -- сказал Купцов. -- Телефон номер 933-...-... принадлежит вам?
-- Мне. Показать телефон?
-- Не надо. Верю. Вы один им пользуетесь?
-- Да, один. У жены есть свой... да в чем дело?
-- Четырнадцатого апреля вы никому свой телефон не передавали?
-- Виктор, -- сказал, повернувшись к Брюнету, Горбач, -- я не понимаю...
-- Отвечай на вопросы Леонида Николаевича, -- ответил Брюнет.
-- Четырнадцатого апреля, -- повторил Купцов, -- вы никому свой телефон не отдавали?
-- Я уже сказал: нет, не отдавал. Ни четырнадцатого, ни тринадцатого, ни пятнадцатого... Ни хера себе приколы!
-- Хорошо. Никому не отдавали. Тогда объясните, пожалуйста, почему вы отказываетесь от звонка на телефон номер ...-...-...? Этот звонок сделан с вашей трубы четырнадцатого апреля в двадцать один час пятьдесят семь минут. Продолжительность разговора составила шестьдесят восемь секунд.
Купцов положил на стол перед Горбачом распечатку. Три номера, принадлежащие Анжеликиным "миллионерам", были вычеркнуты. Номер горбачевской трубы обведен в рамку. Покосившись на Брюнета, Горбач взял в руки распечатку, внимательно изучил ее.
-- А что это за телефон? -- спросил он у Купцова.
-- Этот телефон установлен по адресу Четвертая линия, дом..., квартира тридцать один. На четырнадцатое апреля там проживал Александр Матвеев. Возможно, он вам известен под другой фамилией?
-- Да не знаю я никакого Александра Матвеева!
-- Взгляните на этот рисунок, -- сказал Купцов и положил на стол ксерокопию композиционного портрета Трубникова, подправленного рукой Льва Борисовича. -- Не знаете?
-- Нет, не знаю, -- произнес Горбач, мельком взглянув на изображение. В голосе его прозвучала некоторая нотка неуверенности.
-- Не знаете, но все же позвонили? -- спросил Петрухин.
-- Да не звонил я никому!
-- Слушай, Леша, -- начал было Брюнет, глядя на Горбача с прищуром, но Петрухин перебил:
-- Подожди, Виктор... Алексей, вот это, -- Петрухин постучал пальцем по распечатке, -- документ. Он неопровержимо свидетельствует, что звонок четырнадцатого числа был. Зачем отрицать очевидное? Глупо.
-- А что было четырнадцатого? -- спросил Горбач.
-- Не знаю. Мы ждем, что вы нам расскажете.
-- Черт! -- сказал Горбач. -- Почти месяц прошел... я же не помню, что было четырнадцатого.
-- Была пятница, -- подсказал Купцов. -- Вечер. Почти десять вечера. Вы позвонили Матвееву, которого вы не знаете... по просьбе Игоря Строгова звонили?
-- Да не звонил я!
Брюнет покачал головой, сказал зло:
-- Слушай, Леша. Мы ведь можем и по-другому начать разговаривать. Купцов миролюбиво заметил:
-- Он вспомнит. Он сейчас напряжется и вспомнит. Давайте, Алексей Григорич, вместе вспоминать. Это в ваших же интересах.
-- Четырнадцатое апреля, -- произнес Горбач, -- пятница... что же было четырнадцатого? Может, в ежедневник заглянуть?
-- Загляните.
Горбач поднялся, дошел до двери и взял свой "дипломат". Вытащил ежедневник -- толстую книжку в обложке из натуральной кожи. Потом вернулся к столу, положил ежедневник на стол. Со стола на него строго смотрел "Трубников".
-- Четырнадцатое апреля... четырнадцатое... ни хера не помню, -бормотал Горбач, листая страницы. -- Ага, вот. Нашел.
Петрухин и Купцов с двух сторон склонились к раскрытой книжке. На странице было несколько записей и карикатурное изображение свиньи. Записи на странице соответствовали записям любого делового человека: "9:30 -мэрия. Копия устава!"; "12:00 -- Митюков. Контр. На пост..."; "Алка. Мясо не покупать".
-- Расшифруйте, пожалуйста, ваши записи. Лучше всего начнем с нижней: "Алка. Мясо не покупать", -- сказал Купцов. -- Что означает "Алка. Мясо не покупать"?
-- Вспомнил, -- сказал Горбач. -- Вспомнил. Мы же вечером на даче у Алки оттягивались. Днем она мне позвонила и сказала, чтобы я мясо для шашлыков не брал. У нее будет какое-то особенное.
-- Значит, вечером вы были на даче у Алки?
-- Да, у Алки. На даче.
-- А кто такая Алка? Где дача?
-- Алка? -- переспросил Горбач. -- Да Алка... это так.
-- А все же?
-- Алка -- секс-машина. Ничего серьезного. Дача в районе Сестрорецка. Ну, собрались там оттянуться немного. Бухнуть, шашлыков поесть и прочее. Вы же понимаете...
-- А кто еще был? Строгов был? Нокаут был?
-- Нокаут? Нокаут -- нет... на хер он нужен? А Игорь был.
-- Именно там, на даче у Алки, Игорь попросил вас позвонить Саше? -спросил Купцов. -- Так дело было?
-- Не просил он меня никому звонить, -- раздраженно ответил Горбач.
-- Вы хорошо помните? Много выпили в тот вечер?
-- Выпили... -- произнес Горбач и вдруг замер. Он замер и удивленно посмотрел на Купцова. -- Стойте! Стойте, он же у меня телефон брал!
-- Строгов?
-- Строгов.
-- А зачем он брал у вас телефон? У него есть свой.
Горбач потряс головой, ответил:
-- Все вспомнил. У Игоря телефон отключили. Наболтал он с кем-то на весь лимит, телефон и отключили. Он попросил у меня, мол, дай, Леша, звякнуть... Жалко, что ли? Звони.
Брюнет коротко и зло матюгнулся. Петрухин сделал глоток пива, а Купцов молча убрал в пластиковую папочку распечатку и фоторобот Трубникова. За мутноватым пластиком папки лицо решительного парня расплылось, потеряло резкость очертаний... Очередной след, который теоретически мог бы привести к Матвееву, оказался ложным. А других не было.
* * *
Горбач пережил несколько неприятных минут, но уехал в добром расположении духа. Брюнет напоследок сказал ему:
-- Ладно, Леха, извини. Накладочка вышла.
-- Бывает, -- согласился Горбач.
Он отдавал себе отчет, что на самом-то деле очень легко отделался. Если бы он выпил в тот апрельский вечер побольше и не смог вспомнить, что дал телефон Строгову... Разумеется, его не стали бы потчевать паяльником в задний проход, но из числа деловых партнеров Брюнета он бы однозначно вылетел.
-- Бывает, -- согласился Горбач.
-- Ну вот и разобрались, -- сказал Купцов. -- А ведь вы, Алексей Григорич, поначалу уверяли, что никому не давали свой телефон.
Горбач покивал головой.
-- Вы, пожалуйста, о нашем разговоре никому не рассказывайте, -сказал Петрухин. Горбач снова кивнул. -- Но потом к нему все равно придется вернуться.