Девушка обеспокоенно завозилась, почесала верхнюю губу.
Ага, почуяла! Это ещё что, вот дня через три, когда бородавка проявится, почувствуешь в полную силу. А я ещё с тобой в метро встречусь, погляжу, какую ты будешь книжицу читать…
Настроение сразу улучшилось. По дороге домой Улина зашла в «Ленту», купила какую-то ерунду: чипсы, пакетик фисташек, крекеры с солью. На кассе расплатилась пятитысячной бумажкой. Получила сдачу, а вместе с ней забрала обратно свою купюру. Цыганки, говорят, умеют на сдачу забрать всю дневную выручку, но на этом их и ловят. А так сама кассирша не сможет сказать, откуда взялась недостача. Главное, такую операцию проворачивать только в больших магазинах, где невозможно запомнить отдельного покупателя. В маленьких магазинчиках, ресторанах и ювелирных салонах расплачиваться нужно без обмана. Видеонаблюдение там ведётся, а посетителей с крупными деньгами не слишком много.
Улина зашла ещё в «О’Кей», где отоварилась вещами основательными: взяла пакет сливок для утреннего кофе, багет, пачку масла, упаковку бекона, нарезку сыра, какой подороже, пластиковый стаканчик крошечных помидорок-черри. Расплачивалась той же неразмерной пятитысячкой. Теперь она при покупках и деньгах, а то называть деньгами зряплату, которую начисляют в конторе, язык не поворачивается. Как называется учреждение, в котором она числилась, Улина не знала. При поступлении ей говорили название, но она его позабыла.
С пакетом в руках Улина подошла к своей квартире и обнаружила, что её ждут. Высокий мужчина, темноволосый и черноглазый, типичный телекрасавец, стоял, прислонившись к перилам.
— Здравствуйте, Лина, — произнёс он. — Вы говорили, что мы больше не увидимся, а я, как видите, и адресок ваш узнал, и имя. И пришёл в гости.
— Послушайте, как вас, Андрей?.. — я же сказала, что не хочу с вами знакомиться, так что, пожалуйста, уходите.
— Но имя моё вы запомнили. Это хороший признак, — остро улыбнулся Андрей. — И учтите, есть люди, с которыми проще переспать, чем объяснить, что вы этого не хотите. Я как раз такой человек.
Кажется, это была цитата, но на Улину цитаты не действовали.
— Я вас к себе не приглашаю, — отрезала Улина. — И без того из-за ваших домогательств я не могу появиться в любимом ресторане. Угодно, можете стоять на лестнице, но не вздумайте стучать в дверь. Звонок, кстати, не работает.
— Это я тоже выяснил, — любезно сообщил Андрей.
Дождавшись, когда ключ провернётся в замке, он обхватил Улину за плечи, втолкнул в квартиру и сам проскользнул следом. Дверь захлопнулась за их спинами.
— Вы что себе позволяете? Я думала, что вы хотя бы на насилие не способны.
— Вот ведь какая я какашка! — с готовностью подхватил Андрей, подталкивая Улину в сторону спальни. — На какие вещи способен, страшно подумать. А квартирка у тебя миленькая.
Больше всего в эту минуту Улину травмировала мысль, что утром она поленилась застелить постель, и та стоит расхристанная.
— Пустите, хуже будет!
— Что ты, глупенькая, будет лучше.
Проявляя чудеса ловкости и недюжинное знание дамских туалетов, Андрей раздевал Улину. Хотя, что там раздевать? — лето, жара, минимум одежды. И всё же, в каждом движении Андрея был виден профессионал. Чем-то он напоминал паука, пеленающего муху, только он не запелёнывал, а, напротив, снимал покровы. И муха ему попалась кусачая, о чём он не подозревал.
Казалось, ещё пара секунд, и Андрей добьётся своего, но тут наступило мгновение, определённое безошибочным инстинктом умелки. Рука Улины на секунду оказалась свободной, и Улина ударила растопыренной пятернёй по глазам насильнику. Два пальца вошли в глазницы на все фаланги глубиной. Андрей захрипел и, разжав захват, отвалился на бок. Улина отдёрнула руку. Жёлтый лак на ногтях окрасился алым.
Улина вскочила и бегом кинулась в душ. Нестерпимо хотелось поскорей смыть следы похотливых прикосновений.
Горячий душ, затем холодный, следом тёплый с гелем «Утренняя свежесть». С полотенцем, намотанным на голову, Улина вернулась в спальню. Андрей был жив и энергично ёрзал по истерзанной постели. Судя по всему, он воображал, что уже овладел девушкой, причём, не один раз. С полминуты Улина стояла, с презрительным любопытством наблюдая за воображаемыми фрикциями, затем сказала: