В цепи не хватало одного звена, и цепь не замкнулась.
Александр Николаевич принялся думать, что вот, скажем, доценту Старцеву больше подходит роль отца Тани. И это хорошо, что рядом с осиротевшей девушкой оказался такой умный и сильный человек, давнишний друг дома. Еще Жуков подумал, что молодость обладает завидным качеством быстро залечивать душевные раны. Вон и его Зойка успела забыть, как ударили ее по сердцу. Так Александр Николаевич переключил сознание на личные заботы. Он постепенно уходил думами от того, что утром ожидало начальника управления на службе. Потом закапризничала Маринка, подходило ее время для сна, и Жуков заторопился домой.
— Ты мешаешь мне, Стива!
Лидия Станиславовна прихватила локтями выпрыгнувшую на стул крупную белую кошку, перенесла ее к порогу кухни и опустила на пол.
— Ведь давно известно, что здесь тебе нельзя находиться, в моих владениях, — продолжала женщина. — Конечно, я понимаю, как привлекают тебя в кухню приятные запахи, но если ты будешь лезть мне под руки, то я не управлюсь с пирогом к приходу Арвида. Или, того хуже, испорчу пирог. И мне будет неловко перед сыном и перед его девушкой. Ведь ты знаешь, Стива, сегодня у нас гостья. Арвид и не подозревает, что мать решила устроить ему сюрприз и пригласила Ольгу. Она хорошая девушка, эта Ольга, ты должна помнить ее, Стива, ведь Арвид уже приводил ее в наш дом…
Лидия Станиславовна разговаривала с кошкой, уже не пытавшейся двинуться от двери, но за разговором хозяйка не забывала споро хлопотать у плиты.
Мать Казакиса славилась как большая мастерица по части кулинарии. Сегодня же, когда она ждала девушку, которая могла стать ее невесткой, стоило постараться с отменным усердием.
А между тем настроение у сына Лидии Станиславовны было вовсе не праздничное. Конечно, Арвид Казакис несколько воспрял бы духом, если б знал о пироге и приглашенной к нему Ольге. Хотя с другой стороны, как раз Ольга, вернее обещание, которое он ей дал, и были одной из причин его дурного расположения! Выход на яхте в море срывался, поскольку в субботу Арвид должен был готовить доклад по ученикам Христа и апостолу Петру, а воскресенье Конобеев объявил рабочим. Прохор Кузьмич, разумеется, прав… Какой отдых при таком запутанном деле! Но обещание было дано… Ольге ведь об их богословских упражнениях не расскажешь. Ну да ладно. Завтра он зайдет к ней или позвонит. Надо что-нибудь придумать эдакое. Хотя Ольга и знает, в каком он служит учреждении, но женщина она женщина и есть. Мужские тайны, даже если они и государственные, ей всегда не по душе.
Возвращаясь домой, Арвид Казакис сделал приличный крюк. Ему хотелось побыть одному, чтобы осмыслить события последнего времени и несколько остыть от иронических замечаний, которыми удостоил его Конобеев, успокоиться от подначек Федора Кравченко по поводу провала версии Арвида и его грустного поражения в связи с железным алиби Арнольда Закса.
На последнем оперативном совещании сотрудники доложили о том, как идет отработка версий, по которым шел каждый из них. На коне был киевлянин Кравченко, «потомок Дира и Аскольда», как называл его Казакис, не упускавший случая подкинуть товарищам какие-нибудь прозвища. На этот раз похоже, что Кравченко уцепил стоящую нить. У остальных проходило ни шатко ни валко, как говорится, ни два ни полтора. А вот у него, у Казакиса, кроме проваленной версии с Заксом, не было ничего.
— Я вот что думаю, — медленно начал Арвид, когда Прохор Кузьмич спросил, нет ли у него какого-либо соображения. На самом деле думать ему было не о чем, и Казакис лихорадочно летал мыслью по событиям двухтысячелетней давности, пытаясь воспроизвести в памяти страницы Нового Завета и найти на них хоть какую-нибудь зацепку. — Я думаю, что… В общем… Да, вот какая штука. Вы помните чудо Христа с ловлей рыбы на Тивериадском озере?
— Когда Иисус посетил первых учеников, сыновей Заведеевых? — спросил Кравченко.
Наряду с самим Конобеевым и Арвидом Федор Кравченко довольно быстро стал неплохим знатоком по части Евангелия. Он объяснял это тем, что в детстве жил у бабушки, которая отличалась набожностью и даже тайком от его родителей окрестила маленького Федюню в церкви.
— Ну да, — сказал Прохор Кузьмич. — Иоанн и Большой Иаков были родом из Вифсаиды, а отцом их был рыбак Заведей.