— А, вы про эту историю с «Тайной вечерей»… Видите ли Борис Янович не любил авантюристических наскоков новоявленных атеистов на религию. Он считал, что выступивший против веры человек должен поначалу глубоко освоить религиозные постулаты, проникнуться ими в гораздо большей степени, нежели сами вероучители. В противном случае такие атеисты становятся заурядными болтунами, приносящими чахоточной, худосочной пропагандой один вред. Человек огромной эрудиции, знавший почти все европейские языки, живые и мертвые, Маркерт не терпел халтуры в научной работе. А открытие Петерса отдавало сенсацией, что уже само по себе ставило Бориса Яновича во главе противников Валдемара.
— А вы сами как отнеслись к истории автопортрета Леонардо да Винчи?
— Весьма любопытные построения у Валдемара Петерса. И теперь, когда он подтвердил свои логические выводы, проиграв их на компьютере, остается только радоваться за нашего аспиранта.
— Он сейчас в университете?
— Говорят, отправился в туристический поход по Взморью. Наверно, и не знает, что его работа утверждена в Москве.
— Вы, Валентин Петрович, поддержали Валдемара Петерса против Маркерта?
— Нет, я занял нейтральную позицию. Нельзя было предавать Валдемара анафеме, как сделал это Борис Янович, но и не стоило курить ему фимиам, осыпать розами и осенять венцом. Нет слов, Петерс сделал любопытное открытие. Но если вы в курсе дела, а это, видимо, именно так, то согласитесь, что работа Петерса лежит скорее в области криминалистики, нежели эстетики…
— Пожалуй, в вашем заключении есть резон, Валентин Петрович. А не было ли у Маркерта других причин неприязненного отношения к аспиранту?
— Понимаю… Вы имеете в виду дружбу Татьяны с Валдемаром… Да, профессор знал об этом. Петерс бывал в доме Маркертов. Не думаю, чтобы Борис Янович поощрял эту дружбу, но особого недовольства, на мой взгляд, покойный не высказывал. Вообще, в семейных вопросах Маркерт был скорее конфуцианцем. Впрочем, я понимаю его и где-то солидарен, так как наши судьбы похожи. У нас с Борисом Яновичем почти не осталось родственников, потому мы оба так весьма щепетильны в семейных делах…
— Поясните, пожалуйста, какая здесь связь с конфуцианством, Валентин Петрович. Вы ведь специалист в этой области?
— Да, я защищал кандидатскую по Конфуцию, это латинизированное имя древнекитайского мыслителя Кун-цзы, создавшего в шестом-пятом веках до нашей эры оригинальное этико-политическое учение. Позднее учение Кун-цзы превратили в религию, которую исповедуют в настоящее время только в одном Китае триста пятьдесят миллионов человек.
— Приличная цифра, — заметил Конобеев.
— Не буду вдаваться в подробности, связанные с этим учением… Конфуция вряд ли привлечешь в качестве свидетеля по делу об убийстве профессора-атеиста, тем более что Маркерт специализировался исключительно по христианству. Что же касается учения Кун-цзы в области семейных отношений, то главным здесь был принцип: «Любить своих родных, это и есть гуманность». Конфуций защищал необходимость укрепления родовых связей, кровного родства. Самая идея гуманности в учении Конфуция зижделась на таких понятиях, как верность семье, почитание родителей и старших.
Понятие гуманность, по Конфуцию, весьма велико. Сюда входят и храбрость, и знание, и почтительность, и великодушие, и искренность. Но в конце концов весь свод этих понятий, называемый жень (гуманность), замыкается на два основных положения. Они были высказаны самим Кун-цзы и его учеником Юй Цзы: «Почитание родителей (сяо) и уважение к старшим (ти) — являются сущностью жень.
— А как это увязать с личностью Маркерта?
— Видите ли, Маркерт, лишенный родственников в силу известных вам причин, заменял понятие кровного родства родством духовным. Валдемара Петерса Борис Янович не считал близким себе по духу. Поэтому вряд ли профессор относился серьезно к возможному союзу между дочерью и аспирантом.
«А ты, конечно, был самым что ни на есть его родичем по духу, с тобой можно было бы и кровно породниться», — подумал Конобеев, вспомнив о двойном листочке из разлинованной в клетку школьной тетради.
Он решил на первый раз ограничиться тем, что услышал в ответ на собственный вопрос. Последних слов Старцева было достаточно для того легкого прощупывания, какое поручил ему Жуков.
Теперь надо было увести разговор в сторону. Необходимо закончить эту встречу чем-нибудь, имеющим весьма отдаленное отношение к покойному профессору и к тем, кто был с ним связан, кровно или духовно.