Я снова погрузился в туман, вспоминая подробности этой «грязной» операции.
И проснулся только в операционной.
Я увидел спины врачей и медсестер. Врачи заполняли карты, медсестры раскладывали хирургические инструменты — они активно готовились к предстоящей операции. Неужели они забыли о моем существовании? Я вспомнил, как один из моих пациентов отреагировал на точно такую же картину. Он поднял голову со стола и крикнул: «Эй, ребята, я здесь!»
Я медленно обвел взглядом комнату и увидел анестезиолога. Хотел бы я с ним поменяться местами! Мой коллега был погружен в свои инструменты и бумаги. Он писал, что я получил правильную дозу анестезии. Я смотрел на него с минуту, которая показалась вечностью, и вдруг он повернулся ко мне.
«Я тоже анестезиолог», — сказал я.
«Я понял», — ответил он.
«Чем вы меня угостите на этот раз?» — спросил я.
«Тем же, что и всех остальных», — ответил он.
Я сообразил, что он имеет в виду пропофол. Этот анальгетик предпочитают чаще всего, потому что он погружает пациента в глубокий сон. Этот гипнотик короткого действия получил шуточное название «молоко амнезии», причем не только за свой молочный цвет в готовой инъекционной форме, но и потому, что вызывает состояние, когда человек ничего не помнит о том, что происходило во время операции. Поскольку пропофол не является обезболивающим, его мешают с фентанилом — мощным анальгетиком, и тот заглушает мучительную боль, которой сопровождается эта «грязная» операция.
Смесь анестезирующих препаратов была единственным положительным моментом моих размышлений на операционном столе. Эта смесь погружает человека в бессознательное состояние, похожее на смертный сон, потому что в это время пациент ничего не знает, ничего не помнит, ничего не чувствует. Именно этого я и хотел. Это была седьмая по счету операция. После операций наступали периоды боли и страданий, потому что ткань опять зарубцовывалась, и меня унижали хирургические манипуляции в такой деликатной области. Мне казалось злой насмешкой, что только одна операция была связана с онкологией — удаление предстательной железы. Последующие четыре раза хирурги выскабливали уретру.
«Как несправедлива жизнь!» — думал я и наблюдал, как медсестры подвозят лоток со сверкающими хирургическими инструментами. Я лежал под тонкой простыней, и на меня дул прохладный воздушный поток из кондиционера в операционной. По телу пробежала дрожь, но это был никакой не озноб. Это был страх перед неизвестностью. Я видел его много раз у пациентов перед операцией на сердце, когда стоял во главе операционного стола и рассчитывал правильную дозу. Иногда люди плакали и спрашивали: «Нужна ли мне эта операция?» Другие спрашивали о своих шансах на выживание после операции. Один старик плакал и звал свою мать, которая давно умерла. Другие молились и не всегда про себя.
В этот день я не сделал ничего из вышеперечисленного. Я был стоек и хладнокровен, как только мог, потому что верил в профессоров, которые меня учили: «Врач всегда должен быть совершенно спокоен в операционной. Если он потеряет мужество, запаникуют все остальные».
«Как быть врачу, если он — пациент? — недоумевал я. — Как быть врачу, когда он сам лежит на операционном столе под ножом?»
Надо мной склонился хирург. «Вы готовы?» — спросил он и махнул рукой анестезиологу. Но я заснул прежде, чем смог дать ответ.
Глава 3
В полете
Это конец? Операция закончилась?
Я нисколько не сомневался, что медленно возношусь вверх, как на эскалаторе. У меня засосало под ложечкой — так бывает, когда стремительный лифт возносит тебя на пятнадцатый этаж небоскреба, а слабые перегрузки плавно тянут твои внутренности к земле. Неужели эти ощущения реальны? Мое сознание унеслось вверх, и вместо склонившегося лица хирурга я увидел, как на меня медленно надвигается блестящая поверхность потолка.
В комнате стояла ужасная вонь, и когда я покатился вверх и посмотрел вниз, то понял, что этот запах источает моя брюшная полость, где один из хирургов сделал несколько надрезов и теперь отсасывал гной. Запах гноя был противен до тошноты. Пока хирург и медсестра активно набирали в спринцовку и выдавливали в стальную миску гнойные струи, другая сестра протирала их маски эвкалиптовым маслом, чтобы хоть как-то уменьшить эту заразную вонь.