Справа, на четвертой ступеньке лестницы, сидела женщина в светлой легкой пижаме, разговаривая по сотовому телефону. Босые ступни она сдвинула вместе, ее густые темные волосы были взлохмачены, словно она только что выбралась из-под одеяла. Должно быть, так и было. Как и полагалось опытному детективу, Кахилл сразу вычислил, что она живет в этом доме — иначе, почему на ней пижама? Сегодня он прямо-таки блещет проницательностью.
Даже в пижаме, без макияжа и непричесанная, женщина показалась ему миловидной. Нет, не просто миловидной, а красивой, насколько Кахилл мог судить в такой ранний час, при электрическом свете и отсутствии макияжа. Счастья не купишь, зато деньги позволяют дряхлым старикам покупать молодых красоток… Эта мысль отрезвила Кахилла, заставила вспомнить о деле.
Он ощутил приступ знакомого раздражения, которое почти не покидало его последние два года, и понял, что несправедлив к незнакомке. А что делать? Любой мужчина станет раздражительным, сначала обнаружив, что его жена — лживая, коварная тварь, а потом выдержав утомительную и гнусную процедуру развода. Чтобы без помех взяться за работу, Кахилл абстрагировался от раздражения, отодвинул его в сторону, словно живое существо. Ему и без того хватало забот.
Кахилл подошел к одному из патрульных — Уилкинсу, сравнительно молодому, но подающему надежды новичку, который попал в полицию Маунтин-Брук не за красивые глаза. Уилкинс стоял на страже над детиной в наручниках и внимательно слушал, как врач расспрашивает того.
— Помощь нужна?
Уилкинс удивленно вскинул голову, увидев Кахилла. В ту же секунду детина метнулся вперед, сшиб с ног врача и вскочил с неожиданным проворством. Уилкинс ринулся за ним, но Кахилл опередил его. Краем глаза он успел заметить, что женщина, сидевшая на лестнице, тоже вскочила, развернулся на левой пятке и нанес правой ногой точно рассчитанный Удар прямо в солнечное сплетение детины. Удар был настолько силен, что противник обмяк и сел на пол, захлебываясь воздухом. На помощь уже спешили двое офицеров. Убедившись, что все под контролем, а детине понадобится еще несколько минут, чтобы отдышаться, Кахилл повернулся к врачу, который неуверенно поднимался, зажимая окровавленный нос.
— Похоже, он притворялся.
— Видимо, да. — Врач вытер нос марлей из своих запасов, высморкался и сделал глубокий вдох. — А что с ним теперь?
— Просто задохнулся. Удар был не слишком сильным.
Мощным ударом в солнечное сплетение можно остановить сердце, сломать грудину и повредить внутренние органы. А Кахилл умудрился не сломать детине ни единого ребра.
К ним шагнул отдувающийся Уилкинс:
— Может, возьмешь на себя бумажную работу, Кахилл? Бумажная работа — проклятие каждого полицейского. Но Кахилл так извелся от скуки, что был рад даже такому занятию. Уилкинс кивнул в сторону женщины, которая уже успела опять сесть на ступеньку и возобновить разговор по сотовому.
— Допроси ее, пока мы разберемся с этим Рэмбо.
— С удовольствием, — чистосердечно ответил Кахилл. Его заинтересовала реакция незнакомки на попытку грабителя удрать. Она не вскрикнула, не побежала прочь — просто вскочила, плавно, не теряя равновесия и не сводя глаз с детины. Если бы Кахилл не успел остановить его, это сделала бы незнакомка. Именно поэтому Кахиллу не терпелось допросить ее.
Он направился к лестнице. Свет фонарей бил ему в спину, ярко освещая лицо незнакомки. Она продолжала спокойно и сосредоточенно говорить по телефону, но, заметив Ка-хилла, прикрыла микрофон пальцем и попросила подождать минутку.
Как полицейский Кахилл не имел привычки кого-либо ждать. В нем опять шевельнулось раздражение, но его тут же сменила ирония. А может, он и вправду надменный ублюдок, о чем постоянно твердила бывшая жена? К тому же на сожительницу старика было просто приятно смотреть.
Изучая ее, Кахилл машинально составлял описание: темные волосы почти до плеч, темные глаза. Пожалуй, волосы каштановые, а глаза — карие, но точный оттенок и тех и других он не смог определить. Отблеск фонарей играл на волосах, придавая им насыщенный цвет темного шоколада, а глаза были еще темнее.
На вид ей под тридцать… или немного за тридцать. Рост — пять футов и пять-шесть дюймов. Кахилла подмывало накинуть еще пару дюймов, но он вдруг понял, что впечатление высокого роста создает почти военная выправка женщины. Вес — от пятидесяти пяти до шестидесяти килограммов. Кожа гладкая, чистая, настолько напоминающая сливочное мороженое, что Кахилла так и тянуло лизнуть ее.
Закончив разговор, незнакомка подала ему руку:
— Простите, что заставила вас ждать. Я звонила в телефонную компанию по автоматической линии, и мне не хотелось начинать все заново. Я Сара Стивенс.
— Инспектор Кахилл.
Ее ладонь оказалась миниатюрной и прохладной, но пожатие — неожиданно крепким.
— Не могли бы вы рассказать подробно, что здесь произошло?
Судя по акценту, женщина родилась не на Юге, но где именно, Кахилл так и не понял. Ах вот в чем дело: у нее нет никакого характерного акцента.
— С удовольствием. — Она указала на ступеньку. — Не хотите ли присесть?
Кахилл сразу сообразил, что на узкой ступеньке им придется соприкасаться плечами, а это наверняка помешает работе. Он сразу заметил, что рядом с этой женщиной его слишком часто посещают неуместные мысли. Взяв себя в руки, он отступил на безопасное расстояние и сосредоточился на допросе.
— Спасибо, я постою. — Он извлек из кармана пиджака блокнот и открыл чистую страницу. — Итак, ваше имя?..
— Сара Стивенс, — раздельно продиктовала она.
— Это вы обнаружили, что в дом проникли грабители?
— Да, я.
— Вы запомнили точное время, когда это произошло?
— Нет, у меня на тумбочке стоят электронные часы. Но по-моему, я проснулась немногим более получаса назад.
— Что вас разбудило? Шум?
— Нет. Я живу над гаражом, услышать оттуда шум в библиотеке я не могла. Грабители перерезали силовой провод, вентилятор на потолке у меня в комнате перестал работать. Поэтому я и проснулась.
— Что же было дальше?
Сара как можно точнее передавала подробности недавних событий, с неловкостью сознавая, что одета только в тонкую пижаму, а ее ноги босы. Как досадно, что она не успела сбегать наверх за халатом и шлепанцами и заодно хоть немного пригладить волосы! А может, тщательно накраситься, выбрать нарядное неглиже, опрыскаться духами и повесить на шею табличку «Я доступна»? Тогда инспектор Кахилл допрашивал бы ее в спальне, сидя на кровати.
Мысленно посмеявшись над собственной глупостью, Сара с недовольством отметила, что ее сердце по-прежнему бьется слишком быстро — с тех пор как она заметила вошедшего в дом Кахилла. По какому-то неизвестному закону химии, биологии, а может, биохимии Сару мгновенно потянуло к этому человеку. Это случилось неожиданно, прозвучал некий сигнал, заставивший Сару вспомнить, почему вертится мир. Этот сигнал она слышала и раньше, но таким громким и настойчивым он был впервые. Он наполнил Сару тайным трепетом; это было все равно что кататься на «русских горках», но при этом не отрываться от земли.
Она перевела взгляд на левую руку инспектора. Кольца нет, но это еще не значит, что он холост и одинок. Мужчины такого типа редко бывают одинокими. Не то чтобы он классически красив — лицо грубоватой лепки, на щеках и подбородке тень щетины, темные волосы подстрижены слишком коротко. Однако почему-то он выглядел более мужественным, чем все мужчины вокруг, будто всеми порами выделял тестостерон, и женщины чувствовали это. К тому же его тело было мускулистым. Свободная черная тенниска и пиджак скрывали мышцы, но Сара знала, как двигаются и держатся мужчины в прекрасной физической форме. К сожалению, инспектор совсем не умел улыбаться и не желал учиться этому искусству. Его фигуре Сара отдала должное, а о недостатках характера мысленно пожалела.