А ведь это отличная мысль — побывать у Ланкфордов! Он наверняка увидится с Сарой. Возможно, ее даже представят ему. Обычно слуг не представляют гостям, но Мэрилин Ланкфорд и на такое способна. Да и Сара не просто прислуга — в своем роде она королева, привыкшая править миром из-за кулис. Она заслужила право царить в его мире, а не ублажать каких-то выскочек.
Ради блага самой Сары он просто обязан вытащить ее из этого вертепа. Надо действовать — и чем скорее, тем лучше. Но забывать об осторожности не следует. Понадобятся тщательное планирование и отточенные навыки. Очередное испытание только пойдет ему на пользу.
Люди — рабы своих привычек; они придерживаются привычной накатанной колеи, поскольку это проще, чем выбраться из нее. Психологи считают, что большинство людей предпочитают любые, даже самые ужасные, но известные им обстоятельства полной неизвестности. Женщины терпят рукоприкладство мужей — но не потому, что надеются на лучшее, а из страха остаться в одиночестве. Все неизвестное пугает. Только смельчаки да те, кто совсем отчаялся, решаются вырваться из колеи.
Людям свойственно день за днем следовать одним и тем же путем. Одни и те же люди оказываются в одних и тех же местах приблизительно в одно время. Кахилл не надеялся за стать у телефонной будки таинственного незнакомца, но рассчитывал, что кто-нибудь из проходящих мимо завсегдатаев «Галлериа-сентер» заметил его в тот день, когда погиб судья Робертс, и… и что? Неизвестно.
Продавцы из ближайшего магазина ничего не заметили, но им полагалось работать, а не глазеть по сторонам. А посетители торгового центра, сидящие на скамейках, прогуливающиеся по линиям? Стайка хихикающих подростков, молодая женщина с ребенком в колясочке, поедающая булочку корицей? Где они были в тот вечер? Может быть, тоже провели его здесь?
Примерно в то же время, когда неизвестный позвонил из «Галлериа-сентер» в дом судьи, Кахилл отправился в торговый центр и принялся методично опрашивать посетителей, показывая им фотографию. Этот человек никого им не напоминает? Нет ли у них похожих знакомых? Может быть, они уже встречали его в «Галлериа-сентер»?
Чаще всего ответом Кахиллу становились удивленные взгляды и отрицательное покачивание головами. Некоторые отвечали «нет», даже не посмотрев на снимок. Другие внимательно рассматривали его, но ничего не припоминали. «Нет, этого человека мы видим впервые. Извините…»
Кахилл не сдавался. В деле не находилось ни единой цепки — ни слухов, ни улик. Кахилл ударился лбом недоступную стену. Осмотр раны ничего не дал. Никаких подозрительных отпечатков в библиотеке не обнаружилось, орудие убийства не найдено, свидетелей нет, мотивов — тоже, ровным счетом ничего.
Постепенно Кахилл начинал злиться. Невозможно совершить убийство и испариться, не оставив следов. Против этой мысли восставало все его существо, гордость полицейского не позволяла ему махнуть рукой на гиблое дело.
Он остановил двадцатого по счету парня. Девушка с губами, вымазанными черной помадой, висла на нем, как кондиционер на стене дома. Оба держались недружелюбно, но снимок рассмотрели.
— Не знаю, — протянул парень, слегка нахмурившись. — Кого-то напоминает, но кого?
Кахилл из последних сил сохранял нейтральный тон. Принеобходимости он умел вытягивать из допрашиваемых сведения, но сегодня был подчеркнуто вежлив, несмотря на поведение собеседников.
— Может быть, вы встречали его здесь, в «Галлериа-сентер»?
— Вроде нет… Э, вспомнил! Он похож на моего банкира!
— На вашего банкира?
— Ну да, на Уильяма Теллера! — И они с гоготом отошли.
— Очень смешно, — буркнул Кахилл себе под нос и отвернулся, не желая тратить время на придурка. Если же когда-нибудь у шутника возникнут нелады с законом, ему можно только посочувствовать, а парень был как раз из таких, кто рано или поздно попадает в полицию.
Кахилл опрашивал посетителей «Галлериа-сентер» до самого закрытия. Похоже, он опять в тупике… но если приходить сюда каждый день и не забывать фотографию, может, что-нибудь и наклюнется.
Когда он подъехал к дому, в окнах было темно. Минуту Кахилл сидел в машине перед домом, глядя на окна и чертыхаясь вполголоса. Раньше он не испытывал никаких чувств подъезжая к пустому дому, но теперь ему хотелось что-нибудь, разбить, чтобы выплеснуть досаду. За какую-то пару недель он так привык видеть у себя дома Сару, что ее отсутствие подействовало на него, как разрыв с Шеннон.
Нет, даже хуже. О Шеннон он почти не тосковал. Известие о том, что она изменяет ему, убило в нем все чувства, кроме злости. А по Саре он скучал, изнывая от душевной боли. На работе боль утихала, но все равно Кахилл помнил, что не увидит ее дома, и сознание этого отравляло ему жизнь.
Наконец он выбрался из машины, вошел в дом, включил везде свет, включил телевизор и быстро наполнил бокал. Однако привычного вечернего времяпрепровождения ему было уже недостаточно. Пустота и безмолвие дома приводили его в бешенство.
Сара провела с ним ночь с субботы на воскресенье, секс чуть не свел его с ума. Он никак не мог насытиться ею, и это его пугало. Сара оказалась страстной и чувственной, она полностью отдавалась ему и наслаждалась его телом так же, как он упивался ею. От этого Кахиллу становилось еще страшнее, ведь они прекрасно понимали друг друга, и не только в постели.
Когда все складывалось слишком гладко, у Кахилла невольно возникали подозрения, а они с Сарой, казалось, идеально подходили друг другу. Даже когда они спорили, Кахилл остерегался настаивать на своем, зная, что Сару непросто запугать. И это тоже было прекрасно. Держать ее в ежовых рукавицах не требовалось. Секс с ней был неистовым и бурным — великолепным. Они умели смешить друг друга — еще лучше. Сара выросла в семье военного. Она волновала Кахилла, как ни одна другая женщина, — чего еще можно желать?
Только одного: чтобы сейчас она была рядом.
Черт бы побрал это бунгало! Кахилл люто ненавидел его не скрывал этого. К работе Сары он относился рассудительно, даже проявлял подобие ободрения. Когда она наконец-то нашла работу, где ей предоставляют жилье, он не взревел: «Только через мой труп!» Но выпалить ему хотелось именно это. Благоразумие обходилось ему слишком дорого.
Но еще сильнее его злило то, что он не имел никакого права давать ей советы, а тем более приказывать.
Они любовники, только и всего. О будущем он даже не заикался, разве что предложил посмотреть, что из этого выйдет. Никаких обязательств он на себя не брал и ни о чем ее не просил, хотя оба были свободны. И теперь он терзался угрызениями совести, вспоминая, как струсил в последнюю минуту. Ему следовало сразу все прояснить, расставить точки над i, а теперь это уже бесполезно. Сара согласилась с условиями контракта и подписала его, а Кахилл знал, что она ни за что не станет уговаривать нанимателей разрешить ей поселиться у любовника.
Это слово бесило его. Он не желал быть для нее «просто любовником». Он должен быть единственным!
На первый взгляд Сара казалась удивительно покладистой, но Кахилл уже знал, насколько она верна своим принципам. И ему это нравилось. Приняв решение или дав обещание, она делала все возможное, чтобы выполнить его. О своих обязательствах она не забывала ни на минуту. Когда она выйдет замуж, ее мужу не придется опасаться, что она ему изменяет. Если их отношения не сложатся, Сара просто разведется с ним, но обманывать его не будет, а изменить ей способен только кретин.
Две недели головокружительного секса — это прекрасно, но он ошибся, если надеялся этим удержать ее. Сара ни разу не позволила себе забыть о работе в доме Робертса или опоздать на собеседование. А он, Кахилл, просто решил, что она не станет спешить с поисками новой работы, чтобы побыть с ним. Но ради чего? Ответ известен. Сколько бы они ни пробыли вместе, две недели или два месяца, Сара все равно начала бы искать новую работу. Кахилл понимал, что ему следует благодарить судьбу — уже за то, что она осталась не укатила в Атланту или куда-нибудь подальше при мысли об этом ему становилось тошно.