Но ещё интереснее будет, если прямо перед началом концерта Денис увидит входящую в нарядное фойе под руку с Карлосом Аню и откроет рот, а в голубых глазах застынут тоска и удивление. Пусть даже ничего не говорит, пусть не отталкивает повисшую на его локте Алину, — просто восхищенно разинет рот. Этого вполне достаточно. Хотя нет… лучше все же ему сказать что-то типа: «Я был дураком. Я навсегда потерял свое счастье…»
4
…У ворот дачи Лаури сигналил «Рафик». Выряженная точно по картинке Аня осторожно забралась в салон автомобиля. Там, тесно прижавшись и громко галдя, сидели патлатые и вроде давно не мытые молодые люди с трудно угадываемыми половыми признаками. По рядам гуляла бутылка вермута, в проходе громоздились ящики с аппаратурой и инструментами.
Карлос вырядился для выступления в черные кожаные брюки, потертые, усеянные самодельными металлическими деталями — цепочками, кнопками, молниями, и маечку с изображением символики, имеющейся на высоковольтных столбах и трансформаторных будках — перекрещенные кости под зубастым черепом. Остальные постарались не уступить лидеру по части прикида.
— Осторожно, шагай сюда. — Король «металлистов» протянул Ане руку и усадил её рядом с собой. — Это наша рок-банда с подружками. Мы должны явиться пораньше, подготовить все тип-топ. А это Блоха. — Представил он сидящую по другую сторону девушку, по причине стрижки «под тиф» принятую Аней за парня.
— Очень приятно, — растерянно пробормотала Аня, жалея, что не успела сразу же выскочить из машины. «Рафик» уже выехал на дорогу, ведущую на шоссе.
— А ты думала, я попсой болею? — понял по-своему Карлос растерянный взгляд Ани. — Увы. Гонимые, нищие, преследуемые властями, мы первопроходцы будущего. Бунт, взрыв, отпад! Увы, я не Лещенко или Кобзон, крошка. — Он вздохнул, осмотрев Анин туалет. — Клуб «Дукат» — не театр эстрады и даже не ресторан «Метрополь».
— А Южный и Алина от этого балдеют.
— У них нынче иные увлечения. Сказали, придти не смогут. А у нас и без них весело. После триумфа устроим могучую тусню. Не знаю еще, куда завалимся.
Аня вспыхнула, проклиная собственную наивность — надо же было так влипнуть! Вырядилась, как на бал, дура! Что бы жаться в дыму где-нибудь на кухне с пьяненькой кодлой и терпеть домогательства Карлоса!
Музыканты имели грандиозный успех. Зрители выли и пританцовывали, вокруг Дома культуры патрулировали усиленные наряды милиции. Сидящая в первом ряду Аня одурела от грохота усилителей. Она видела, как в свете прожекторов по смуглым вискам Карлоса скатывались блестящие капли. Его волосы, словно наэлектризованные, стояли дыбом, обтянутое черным тело слилось с бас-гитарой в остервенелой схватке. Еще немного — и все взорвется, лопнет, взлетит на воздух! Зал ревел от восторга.
Пригнувшись, Аня деликатно выскользнула из зала, в котором не оказалось ни Дениса, ни Алины. Давно ясно, — загаданное не случается. Потревоженное будущее избегает уже проторенные воображением удобные тропинки, и выбирает свой, обязательно трудный, мучительный для тебя.
На улице бушевал ливень. Аня понимала, что выглядит крайне нелепо без зонта в такую дождину, практически голая в своих сетчатых кружевах и облепившей бедра мокрой юбке. Она успела на девятичасовую электричку и поздравила себя с маленькой победой: сделала ошибку, но успела её исправить, не позволила обстоятельствам подчинить себя. Зря торжествовал Карлос. Ничего ему тут не обломится.
На платформе Ильинского блестели в свете фонаря лужи, с мокрых деревьев сыпались капли. После влажной духоты электрички здесь было свежо и зябко. Ждать автобуса — только злиться. Идти пешком — всего два километра, и то не по лесу, а по деревне. То есть, почти безопасно, да и в движении не замерзнешь. Сняв туфли, Аня решительно шагнула в лужу на пристанционной площади. Оказалось противно и глубоко. Мимо, с гоготом, обдав грязью и оглушительно тарахтя, промчались мальчишки на мопедах.
— «Только бы пьянь какая-нибудь не привязалась», — подумала Аня, выходя на улицу деревенского поселка, и тут же увидела тепленькую компанию, вывалившуюся из столовой в поисках приключений.
«На околице в пруду громко утки крякают, мою милую е…т — только серьги звякают», — с вызовом пропел приятный баритон.