— Уймись, холера. Профессоры из дач услышат. Давай по-хорошему, интеллигентно, как по радио: «Смотри, какое небо звездное…», — затянул другой, тоже громкий голос, подражая Магомаеву.
— Ни хера, никаких звезд нет. Брешет твой Муслим. — Возразил тот, что пел про уток. — Девка голая прямо по борту! На абордаж!
Аня не раздумывая, нырнула в кусты и выбежала на проселочную дорогу. Здесь с одной стороны спускались окраины деревенских огородов, а с другой чернел совершенно безобидный днем и такой страшный в дождливых потемках лесок. Фонарей не было, и от этого темнота казалась прозрачной, полной притаившихся опасностей. То хрустела в темноте ветка, то мерещился среди кустов огонек сигареты и чье-то дыхание раздавалось совсем рядом…
Аня застыла и крепко зажмурилась — откуда-то из-за поворота вынырнула машина, в лицо ударил яркий свет фар. Она отступила на обочину, машина подкатила вплотную, остановилась. Дверца распахнулась и знакомый голос крикнул:
— Ты чего здесь делаешь?! Ну, даешь…
— Денис?..
— Он самый. Садись живее! Да не стой ты! Засосет. Я ж из этой грязюки потом до утра не вылезу…
Аня села в автомобиль и осторожно подобрала ноги:
— Все тебе здесь испачкаю…
— М-м-да… — покосился Денис на босые ступни. Натужно ревя и буксуя, «Жигули», наконец, рванули с места.
— Странно… У тебя, вроде, ни в одном глазу, — принюхался Денис. Имею в виду, что в употреблении алкоголя ты не подозреваешься. Отчего же тогда подобные катаклизмы? Ночью, одна под дождем, в лесу, полуголая… Сбежала от разбойников?
— От твоего Карлоса. Оказывается, я не тащусь от «металла».
— Доверю страшный секрет, — я тоже… — шепнул Денис, быстро наклонившись к её щеке. — Не тащусь от «хеви металл» и тоже сбежал с «концерта».
Автомобиль, раскачиваясь, словно катер на штормовой волне, переваливался по ухабам.
— Извини. — Аню бросило на Дениса и она поторопилась отстраниться, пытаясь натянуть на колени мокрую узкую юбку.
— Да чего уж там, — на войне, как на войне…
— А что тебя занесло в этакую глушь? Есть же хороший въезд прямо на нашу улицу, — с нарочитым равнодушием спросила Анна. От близости этого парня у неё колотилось сердце и даже случайные прикосновения к его плечу и сжимающей руль руке вызывали головокружение. А запах одеколона и пота, его голос, злой блеск глаз, темных и загадочных во мраке, — все казалось необыкновенным, сводящим с ума, незабываемым.
— Б-р-р, шид! Приехали! — Машина остановилась, мотор заглох, Денис вылез на дорогу. Через пару минут вернулся, плюхнулся на сидение и доложил: — Мне придется ночевать здесь, а тебе, уж извини, чапать пехарем. Весь проезд перекрыла настоящая уездная лужа, вероятно, ещё с гоголевских времен. Объект исторического значения. Вероятно, охраняется государством. Тебе будет по колено. В сентябре напишешь сочинение: «…во время каникул я многое повидала…».
— Так мне выходить? — Аня взялась за ручку.
— Замри. Дай подумать… Э-эх! Я все же хоть и плохонький, но джентльмен. Рискну…
— Будешь переплывать?
— Ни в коем разе. Слева скошенный лужок. Всего метров двести — и мы на объездном пути. Заедем в Ильинское с другой стороны — километров пять по асфальту.
— Хорошая идея. Только… только мне холодно.
— Фу, кретин! Любуюсь твоей сексапильной блузочкой, можно сказать, балдею при виде такой роскоши, и даже, не скрою, смелости…
— От воды нитки растянулись. — Аня скрестила на груди руки, — в прорехах узора, действительно, проглядывало значительно больше, чем на «модели Кампари», очевидно, не рассчитанной на московский дождь.
— Набрось-ка вот это. — Денис набросил на плечи девушки джинсовую куртку. Его руки немного задержались, застегивая на её шее пуговку. Заметь, — героически лишаю себя радости лицезреть девичьи прелести. Ну, а теперь держись, — выруливаю на взлетную полосу.
«Жигуленок» ревел, пытаясь взобраться на обочину, скатывался назад и вновь рвался вперед. Наконец, взобрался на косогор и затих…
— Победа! Мы в чистом поле… «Смотри, какое небо звездное!» Откинулся на спинку кресла Денис, выключив мотор.
Они стояли, казалось, посреди поля, под огромным шатром посветлевшего неба, в котором среди темных пятен облаков и вправду заблестели яркие звезды.
— Вот это планетарий! И тишина… Волшебная тишина. Может, сегодня какой-то особый парад планет или «Праздник возвышенных душ»?
— Сегодня точно какой-то важный день. Только пока я не знаю, какой. Пойму, когда буду старухой.
— Тогда послушай, что я скажу. — Денис повернулся к ней, заглядывая в глаза. — Я везучий, благополучный, легкомысленный. Наверно, сноб, может быть, циник. И уж точно — эгоист.