Больше он ничего не произнес, честное слово! Не смейся, пожалуйста, такие честные люди, как Вил, попадаются редко. Такие сдержанные и мужественные, как это ни смешно звучит. И еще, — жалостливые. Я помчался в аэропорт, чтобы вернуть ему машину. Нашел его на стоянке «такси» — с чемоданом и огромной дворнягой, заискивающе заглядывающей ему в глаза. Собака без поводка и намордника, таксисты не хотят сажать таких пассажиров. Оба худые, заброшенные… Ушастая, грязная псина жмется к Вилли и ни на шаг не отходит. «Знакомься, Лар, — сказал он дворняге, — это Карлос».
Я понял, что Ларсика больше не будет.
Вилли постарел за эти несколько дней. Стал черным и сухим, как индус. И даже не взглянул на краски.
«Что станешь делать?» — зачем-то спросил я, заслоняя спиной тот портрет Нижинского, для которого позировал.
«Попробую пить. Может выйдет работать. В общем — постараюсь выжить… И, наверно, все-таки, буду ждать. У меня теперь есть компания — Лара».
— Понимаю. Ты не смог уйти. Ты пожалел его. — Аня кивнула. — Я, действительно, понимаю.
— Не смог! И сбежал от тебя… Вот… — Карлос развел руками. — Такая вышла исповедь…
— Спасибо, что счел возможным рассказать мне… Даже не знаю, как поступить, не пойму, что чувствую. — Аня серьезно посмотрела в темные глаза. — Наверно, мне не удастся сразу разлюбить тебя. Но я буду стараться. И попытаюсь быть счастливой.
Карлос поднялся и отошел к окну.
— Самое смешное и, увы, абсолютно очевидное в этой ситуации, что я люблю тебя… И совершенно не представляю, куда девать эту идиотскую любовь!
— Все пройдет… Завтра я пойду к Пушкарю и подам заявление об уходе. Ресторан — не придел моей мечты, ты был прав… А Ларсик станет знаменитостью, как и хотел. Он добьется, он все сможет, — ведь его будет поддерживать и вдохновлять могущественный Вилли.
А я пока стану помогать маме — как никак шью и вяжу с пяти лет. Буду делать смешных кукол и продавать на Арбате… Там, видно, и познакомлюсь с арабским шейхом. — Аня расхохоталась, давясь слезами и закрыла лицо руками. — Уходи скорее. Уходи! Нельзя же так, — тянуть больной зуб за веревочку…
Карлос не мог сдвинуться с места, мучимый противоречивыми чувствами.
— Да уходи же ты! Умоляю…
Она убрала руки лишь услышав щелчок входной двери. В комнате стало тихо, на подносе давно остыл кофе. Аня бросилась на подушку и впервые за этот день по-настоящему разрыдалась: громко и безутешно.
…В понедельник она сидела в кабинете Пушкаря, объясняя, что должна срочно уехать с матерью в Тулу. Плела что-то про личные обстоятельства, осложнения после болезни. Он качал головой, набавлял ставку. А потом взмолился:
— Дай мне хотя бы неделю на поиски замены, передай заместительнице свой опыт и считай себя свободной… Ох Венцова, Венцова! Что ж вы разбегаетесь — так хорошо начали, у меня грандиозные проекты… — Он скривился и прижал левую ладонь к сердцу. — Предынфарктное состояние… Будь другом, Анна, не подводи… Я уж молчу, что по условиям контракта могу взыскать с тебя приличную неустойку… Но по-человечески, по-братски прошу…
— Если по человечески, я постараюсь. — Пробормотала Аня, презирая себя за уступчивость
17
В конце апреля термометр в Москве показал максимальную за последние триста лет температуру. Зелень ещё не успела пробиться, но асфальт плавился на солнце, а все вокруг казалось тусклым и пыльным — прошлогодняя трава газонов, голые ветки деревьев, немытые окна домов, с годовыми следами экологического неблагополучия. На улицах люди в теплых пальто и куртках даже не оборачивались на тех, кто уже щеголял в босоножках, сарафанах или маечках.
И те и другие выглядели нелепо, как и Аня, одевшаяся с учетом безвременно жаркого солнца в светло-бежевый пиджак и длинную, мягкую, сплошь розами и маками усеянную юбку. На серых улицах и в автобусе она чувствовала себя неуместно-нарядной, сожалея о привычных джинсах и пуловере. Но в этот день Ольга отмечала день рождения и все были приглашены на закулисный фуршет после выступления.
В истинной причине хорошего настроение и желания поскорее начать весенний праздник Аня не хотела признаваться даже самой себе. Но это было так: надевая новую юбку, подбирая к ней украшения из розовых кораллов, она думала о том, какое впечатление произведет своей цветущей прелестью на Карлоса.
Карлос расстался с Вилли. Он жил в однокомнатной квартире, купленной на собственные деньги — отношения с отцом так и не наладились, блудный сын не собирался возвращаться в пятикомнатные родительские хоромы. Ане он сказал: «Буду ждать тебя, сколько потребуется. Но постарайся не мучить меня — жизнь проходит, я это кожей чувствую. Жутко обидно, что она проходит без тебя».