— Лин, побойся Бога… Ты кому жалуешься? Это я недавно зарабатывать стала, а то и с едой кое-как перебивались. Платьишка мать из старья перешивала. Грязный двор, подольский клуб и швейная машинка. А ещё электрички заплеванные. И, ничего, — весело.
— Да у тебя хоть личная жизнь на высоте. Карлос, я сама видела, бесится. На меня зверем смотрит. Только не пойму, что его так заело. Алина сосредоточенно зачесывала волосы в разные стороны. — Или что я ему тогда, ну, ещё до отъезда, отставку дала. Или не может простить, что я тебя от него отвлекаю.
— Не в тебе дело. У нас отношения сложные. Неприкаянный он какой-то. Слишком много перепало от рождения, легко дается то, над чем другие годами надрываются. Отсюда — амбиции громадные, мыслит себя не иначе как звездой, героем, кумиром толпы. Хватается сразу за все. То поет, то рисует, то танцует. Сейчас, вроде, опять жалеет, что юристом не стал.
— Да? Значит, наконец, образумился? — Заинтересовалась Алина, смочив гелем короткие вихры. — А если я его у тебя отобью?
— Попытайся. Может, получится. — Шутка Ане не понравилась, — не из-за себя — из-за Дениса. — А мужа-то куда?
— О нем волноваться нечего. Сам позаботится. Такой кобелина прыткий только за хвост и держи.
— Не поняла… — Присев на кровать, Аня начала развешивать на плечики разбросанные платья. — Хочешь сказать, что он на кого-то заглядывается?
— Заглядывается?! — Алина расхохоталась. — С троими я его попросту на месте преступления застукала.
— С троими?
— Не одновременно, конечно. Сначала с секретаршей. Устроила разгон на полную катушку. Это ещё в Колумбии было. А потом в Женеве. Возвращаюсь однажды из поездки под теплый мужнин бочек, — а он не один! В супружеской спальне, на полу! Представляешь, из клуба мулаточку привел, лет пятнадцати… Козел!
— Не может быть! Он же по тебе сох. Все было так серьезно! — Аня сжалась от обиды. Если Денис отказался от неё ради Алины, то это могла быть только огромная, всепоглощающая страсть… А так, выходит, все равно одна, другая, третья… Все в одну цену — и дурочка Аня, и шлюха из шведского клуба. Только Алина Лаури оказалась более престижной невестой вот и аргументы, и факты… Но ведь было что-то в этом Денисе настоящее невозможно же так ошибаться… Тогда, на залитой дождем дороге, сегодня… Он не напоминал ей о прошлом. Только зло оглядел знакомый ландшафт с лужами и елками. Тоскливо так, протяжно вздохнул: «Молодость-то прошла!» Аня поняла — супермен Южный жалеет о каких-то упущенных возможностях, о том, что могло бы стать серьезным и важным.
…Рассказ Алины про измены мужа не понравился Ане просто потому, что ей никак не хотелось в это верить.
С того дня, как они встретились в ресторане «Вестерн», Аня думала о чете Южных с отстраненной симпатией. Центром её Вселенной был Карлос.
Всматриваясь в непроницаемый туман будущего, Аня видела цветущий абрикосовый сад, рыжего пса, безбрежную морскую синеву и себя — уверенную, радостную. Рядом Карлос — человек, умеющий рассказывать о любви танцем. Он стоит, вскинув над головой гибкие кисти с кастаньетами, его сапожки гулкими каблуками отбивают ритм, волосы взлохмачены теплым бризом, а глаза не отрываются от неё — призывая, приманивая… «Счастлива, счастлива!» твердит она себе. Тревожили лишь непонятные приступы тоски, обрушивающиеся на Карлоса ни с того ни с сего.
После встречи с Южными в «Вестерне» он исчез и три последующих дня держался с Аней так, будто не было страстных взглядов, вытащенной из её волос розы. А потом вдруг воспылал неутолимой страстью, усадил в старенькие «Жигули» и отвез к себе.
— Не принюхивайся, киска. Здесь кроме тебя никого не было, это наша берлога.
— Но.. — Аня с удивлением оглядела пустую комнату с белыми стенами и потолком. Лишь музыкальная установка на песочном ковролине и огромная зеленоватая бутыль с ветками цветущей черемухи украшали жилище танцора.
Карлос включил музыку. Двигаясь как факир, извлек из стенного шкафа пуховики и подушки, бросил все в кучу и повалил на неё Аню: — Я же предупреждал, что тебе здесь понравится.
Они провели вдвоем ночь и чудесный майский день — пасмурный, дождливый, когда не хочется высовываться из своего убежища, а тянет всеми порами впитывать весеннюю свежесть и плотское наслаждение, разлитое в воздухе. Лежали в обнимку, глядя, как торопливо, наискось пересекают небо флотилии всклокоченных туч. Отрадно было чувствовать себя крошечными частицами бытия под этим гигантским грозным небом, знать, что ощущения и мысли едины, не надо ни слов, ни признаний — лишь касания, взгляды, жесты…