2
Она проснулась бодрой и до вечера улыбалась. В просветленной задумчивости поглощала доставляемые Бертой блюда, послушно глотала капли доктора Этьена Джанкомо. Во сне видела сад и дом, рыжего пса и чьих-то галдящих детей. Но все это было томительно и приятно, как знакомая мелодия, звучащая в синих сумерках.
Утром у её постели вновь сидел доктор. На нем была нежно-голубая рубашка и цветной, изысканно-узорчатый галстук.
— Выглядите совсем неплохо, дорогая моя. Даже желтизна вокруг глаза вас не очень портит, — ласково присмотрелся он.
— Пустяки. Похоже на географическую карту южного острова.
— Или на мой галстук! — засмеялся доктор. — Голова болит?
— Нет… Но были галлюцинации…
— Кошмары?
— Скорее, наоборот. Я привыкну. Мне слышался голос дорогого, но умершего человека. Ведь это даже приятно? Правда, я, кажется, потеряла сознание. Или задремала.
— Этот голос звучал с небес? — Серьезно осведомился Джанкомо.
— По телефону! Без всякой мистики, уверяю вас… Я не испугалась. Скорее, была ошеломлена… Возможно, это был сон? Ах, сказочный сон…
— Нет, это не сон. Это галлюцинации. Современная медицина научилась дрессировать угрожающие фантомы сознания. Пейте капельки, и вам покажутся приятными даже видения из преисподней, — добродушно улыбнулся доктор и добавил, — шутка. Вообще-то я пришел вас порадовать… Обстоятельства вашего пребывания здесь, сами знаете, запутанные… Вашему другу приходится решать множество непростых задач. Но все постепенно утрясается… Бракосочетание состоится в субботу. Очень скромное, что вполне естественно при таких обстоятельствах.
— Через два дня!? Но ведь… Я же должна с ним увидеться до этого?
— С женихом? — Доктор пожал плечами. — Излишние хлопоты. Все будет оформлено, как следует.
— Послушайте, я прилетела из Москвы к своему другу три дня назад, и ещё ни разу с ним не встречалась. Это странно! — разгорячилась Аня, убедившись, что доктор все ещё принимает её за Алину. Но где же в конце концов этот чертов Жанни?
— Мой патрон прибыл в Ламюр лишь сегодня утром. И передал вам письмо. — Доктор положил на тумбочку запечатанный конверт. — Согласитесь, по телефону не выразишь всех теплых чувств… Мужчины, мадемуазель, чрезвычайно застенчивы и бывают неловки в изящных проявлениях…
Аня взяла конверт. Ни адреса, ни имени на нем не было.
— Позвольте откланяться. Не забывайте о лечении. До завтра. — Улыбка Джанкомо исчезла за дверью.
Аня достала листок. Вытянутые в линию строки с широкими, щедрыми интервалами между слов. Михаил любил масштабы, простор и не терпел никаких ограничительных рамок. Даже плотный лист благородно-серебристой бумаги торопился заполнить словами, как спешил застраивать заброшенные пустыри…
«… Дорогая, тебе понравился наш дом? Я очень старался угодить. надеюсь, мне всегда удавалось это. Вилла называется „Двойник“. Я здорово придумал? Теперь тебе не больно? Теперь ты поняла, как я люблю тебя? Умоляю, не поддавайся отчаянию. Все уладится. Обстоятельства непростые, но я с ними справлюсь. Ради нас, ради того, о чем мы мечтали…»
Аня пробежала письмо до конца и принялась читать вновь, роняя на листок тяжелые слезы. Откуда явилось это послание? Из тайников больного воображения, с того света, в котором обретают покой души? Неважно, — она слышала его голос, звучащий за редкими, летящими строчками. И она вновь любила!
«… Милая, у нас все будет отлично. Ни в чем не сомневайся, ничего не бойся. Я все время рядом. Я не оставлю тебя. Теперь мы, наконец, неразлучны.
Губы Ани прильнули к письму.
— Не волнуйся, любимый… Твоя девочка не разрушит иллюзию, не порвет эту тоненькую связь. А если ты позволишь, она сделает шаг навстречу. Подскажи, как, — шептала она. — Где ты, Мишенька?
Она снова оглядела комнату и окончательно прозрела: письмо не лжет, это её дом! Картины, вазы, даже флаконы на туалетном столике — все так же, как было, как будет теперь всегда!
Пораженная неясной догадкой, Аня выбежала в коридор, поднялась по лестнице — да, так! Все именно так. Вот круглый кабинет с камином и вишневым ковром, вот зимний сад под стеклянным куполом, а вот, — она толкнула дверь, — Белая комната!
Снежный атлас с выпуклыми виньетками на стенах, версальская мебель, высокое окно. В центре — овальный стол и белая коробка с лентами… Конечно, конечно же, — флердоранж! Подвенечное платье! То самое… почти, почти. Даже ещё лучше — струящееся, прохладное, как альпийский родник… И цветы! В вазе — высокой и искристой, — белые гладиолусы, которые дарил невесте в Москве Михаил. В букете карточка: «До встречи, любимая. Второе апреля — наш праздник». Второе апреля? Да это же суббота — день свадьбы, о которой говорил доктор! — сообразила Аня и прижала ладонь к замершему сердцу.