Я не чувствую ветра, не могу определить какой он. Теплый или холодный, возможно в воздухе пахнет дождем или морем, ничего не могу об этом сказать. Мои волосы и одежда, прижаты к телу или, что там я из себя представляю? Это странно, само осознание того, что сейчас происходит, не поддается ни каким объяснениям, точно я разделен на «до» и «после».
Я знаю название вещей, умею говорить и понимаю других, могу понять настроение встретившихся на пути лиц, могу описать все, что вижу и назвать название тысячи предметов, но не объясню того, как это происходит.
Во мне нет точки отсчета, с которой можно отслеживать мой путь приведший сюда.
-Это нормально, в твоем случае.
-Что?
-Твои мысли, я могу их прочесть. Забыл?
Она права - забыл.
-Тогда почему я не могу сделать того же и читать твои мысли? Или у тебя их нет?
Скосив глаза в мою сторону, девушка недобро улыбнулась, но тряхнув головой, вновь стала смотреть вперед.
-Ты еще там, тебе не разрешается так делать.
-Кем? Ты опять говоришь, о ком-то и я хочу знать, кто этот неизвестный.
Смеясь и склонив голову на плечо, она стремительно направляет нас вниз, прямо на камни, при этом не отводит глаз от моего лица.
-Перестань, мы сейчас разобьемся.
Осталось всего - ничего до земли, когда она отпускает мою руку и я, падаю на камни.
Боли нет. Как и в палате, я ничего не почувствовал. Нависая надо мной, девушка бросила в меня большой камень. Ничего. Еще и еще, камень за камнем, летят в меня. Они попадают в руки, голову или в спину, но я так и не смог ничего ощутить.
Вся абсурдность происходящего, должна была вывести из себя, я должен быть не довольным, должен возмущаться. Но всего этого нет. Лишь в груди поднималось то не известное, что так напугало в больнице - головокружение и трепет.
-Хватит. Прекрати.
Смотрю в ее блестящие глаза и замираю. На темных ресницах, как капли росы на паутинке, висят искрящиеся на солнце слезы. Она плачет? Ей удается проявлять эмоции? Возможно, она более близка к возвращению, чем я.
-Что с тобой?
Отвернувшись, девушка схватила меня за руку и потянула за собой. Мы снова летели над усыпанной серыми камнями землей, но, вот, впереди встают горы. Их верхушки усыпаны снегом и, кажется, что серые облака, зацепились за острые пики и не могут лететь дальше, нависнув над равниной и спрятав солнце, скрывают голубое небо.
Это место совершенно отличается от госпиталя, где мы были. Я не вижу никого кроме нас, словно мы совершенно одни там, где бы мы сейчас небыли.
-Куда мы?
-Подожди и сам все увидишь.
-Ты говорила, что ничего не знаешь обо мне и о том, что со мной произошло.
-Допустим, но это не значит, что я ничего не могу показать.
-Откуда ты знаешь, куда нам лететь?
-Просто знаю и все. Не задавай лишних вопросов, ты становишься слишком назойливым и раздражаешь.
-Я ничего у тебя не просил, ты сама первая подошла ко мне.
-Так было нужно.
-Кому?
-Мне.
-От твоих ответов у меня возникает еще больше вопросов, почему бы тебе не рассказать все, как есть?
-Нельзя и это не я так решила. Не спрашивай больше ничего, просто смотри.
Внизу, где только что ничего не было, появилась колонна бронированной техники, а рядом шли вооруженные солдаты. Их было много, тысяча или две, все они шли вдоль ущелья, к самой высокой горе с крутым подъемом.
Мы нависли над ними и гул голосов заполнил мою голову, многие из которых мне были знакомы.
-Я узнаю эти голоса, я помню их. Смотри, там, почти в самом начале, идет солдат, это ведь я?
Ее ответ мне не нужен, я сам знаю, что прав. В мальчишке, с автоматом на перевес, я узнал себя. Ни того, что видел в отражении на стене, совершенно другого, но очень знакомого. Коротко стриженые волосы, кепка надвинута на глаза, а в глазах решимость и обреченная пустота. Вот он я, иду по дороге, в моих венах течет кровь и я жив. Но это не совсем так.
-Посмотри на себя, на свои глаза. Видишь, сколько там боли и грусти, сколько тоски? Ты не был счастлив на земле, ты должен умереть. Ты осознанно идешь на смерть, ищешь в ней выход от той черной бездны, в которой оказался. Она затягивает тебя все сильнее, манит, нужно лишь отпустить все и уйти. Так, чего ради, ты задерживаешься среди живых, за что ты так вцепился, что не хочешь уходить?
-Я не знаю.
Каждое ее слово, точно удар ножа в грудь, знать бы еще, каково это, но сравнение пришло само и оно мне кажется верным.
Все сильнее всматриваясь в свое живое лицо. В нем, я разглядел детскую обиду на злую судьбу, на тех, кто виноват в моем желании уйти из жизни, на самого себя, от бессилия, что-то изменить.
Понимаю, что бесполезно идти и говорить с самим собой, меня никто не услышит, но вот так висеть в воздухе и ничего не делать, тоже не могу.