А для кого рожать этого ребенка, если кроме меня он никому не нужен? В итоге мы оба умрем с голоду. И я решила, что пойти на аборт будет лучше.
А что другое я могла сказать? Сказать Алисе правду, что она шизофреничка, и дети ее будут тоже неполноценными? Откровенничать при ее неуравновешенной психике я не решилась. К тому же соседка-пенсионерка разрешила родить несовершеннолетней дочери, и теперь сама сидела без денег дома с этим ребеночком, а шалавистая дочь продолжала шляться по мужикам. Премило!
Мне и Алиски одной хватало без царя в голове, а тут еще психически больной младенец на голову свалится. Разве я достойна подобной участи? Только сейчас, когда рядом со мной Саша, я наконец-то почувствовала себя любимой и желанной женщиной. По-настоящему любимой! И что? В угоду моей гулящей дочурки без мозгов, я должна пустить свою жизнь под откос?
Никогда не думала, что придется говорить страшные слова об аборте своей дочери, потому что помню, какой шок был у меня, когда собственная мама сказала мне те же слова. Но Алиса нездорова, а у меня появился шанс родить самой полноценного малыша.
Чтобы не травмировать и без того ненормальную Алиску, я произнесла вслух нейтральную фразу, слегка переведя стрелки на Сашку, который по сути для Алиски — чужой человек. Мне же хотелось, чтобы дочь не возненавидела меня еще больше при слове «аборт». Хотя куда уж больше!
— Если ты родишь, — сказала я в ответ на ее признание в беременности, — то Грек меня бросит!
Только Алиса, как всегда передергивает, вырывая из контекста те фразы, которые перед ней самой оправдают ненависть ко мне. Потому что дальше я продолжила:
— Грек уйдет, и у нас не будет денег на существование. Папа Леша перестанет платить алименты, как только наступит твое совершеннолетие. Это произойдет ровно через полгода. Даже ребенок еще не родится. Я зарабатываю — впритык: еле-еле хватит на квартплату и еду. Если бы не Грек, то мы давно уже зубы сложили на полку. Ты не работаешь. И, судя по всему, не собираешься. На что мы будем растить ребенка? Ты можешь и не избавляться от беременности, если виновник залета возьмет ответственность за малыша на себя. И не только ответственность, но и материальное обеспечение. Звони ему!
В том, что она сразу позвонила Мише Иванову, и он позвал ее замуж, Алиса не призналась. Зачем? Она в очередной раз соврала, что отец ребенка не хочет знать ни ее саму, ни их пока еще нерожденного малыша. Так она решила переложить ответственность за принятие решения об аборте полностью на меня, чтобы пригвоздить чувством вины. За долгие годы нашего общения моя дочь научилась манипулировать материнским инстинктом. Скажу жестче — не манипулировать, а шантажировать!
Не скрою, долго меня это чувство за невинно убиенного младенца мучило: а вдруг, если бы Алиса родила, то она бы остепенилась, и ничего бы плохого не произошло… Рассуждала я обычно вслух при моем гражданском муже. На что Сашка-Грек, привыкший, как бизнесмен, рассуждать логически и решать вопросы по мере их поступления, не полагаясь на русское абы-да-кабы, здраво возражал:
— Не мучай себя, не изводи никакими черными мыслями. Ничего бы не изменилось!
Все прошло нормально. В смысле — аборт. Первый мой аборт. Первое мое убийство ни в чем не повинного дитя. Несмотря на смерти знакомых людей рядом со мной, сама я к этому руку не прикладывала, а тут…
Но четко помню, как мать со своим дружком Греком забирали меня из роддома на его черном слоноподобном джипе. Я юркнула на заднее сидение, пряча глаза от стыда. Почему-то было нестерпимо стыдно за мой малодушный поступок, за мой отказ от младенца, а мать всю дорогу шипела, как змея. По моим щекам текли горькие слезы от странного ощущения потери. Как будто часть тела или души оторвалась от меня и — самое ужасное! — это нечто не вернуть ни за какие деньги, ни за какие богатства.
Меня настигло первое в моей жизни чувство утраты. Не в тот раз, когда умер друг Женя, а сейчас. Нужно было пересмотреть свое отношение к окружающему миру пока не поздно, но никто мне никогда не объяснял, сколько же на самом деле стоит человеческая жизнь. Со мной вообще никто по душам не разговаривал, кроме бабушки Оли, будто я какой-то подкидыш, на которого не стоит тратить время. Но ей же всего не расскажешь! Вот и аборт от нее скрыли по договоренности с мамой. До всего приходилось допирать самой.