— Ты? — изящно изогнула бровь девушка. — Незаконнорожденный и наследник? Как-то не сходится.
— Сперва дай мне закончить. Моя мать — ведьма, выходившая короля во время неудачной охоты. За всё, что она сделала для него, он отблагодарил ее ублюдком.
— А ты не особо хорошего мнения о себе.
— Так и есть, — буркнул парень. — Мало того, что обрюхатил, так еще и во дворец притащил. Ведьмаки и ведьмы во дворце — неслыханное дело, а тем более, когда представитель такого племени приближается к королевской семье. Разумеется, рано или поздно его устранили бы. Это и произошло. Мать отравили, виновника не нашли и дело закрыли. Кому бы хотелось пачкать руки в крови ведьмы? Тогда король, наконец-то, женился на Райноне Прауд. Вскоре и наследник престола появился на свет, однако… Дориан родился настолько болезненным ребенком, что смотреть на него было страшно. Придворные лекари утверждали, что он и до семи лет не доживет, а королева, пережив тяжелейшие роды, стала бесплодной.
— Не думала, что всё настолько плохо.
— Даже хуже. Королю пришлось признать меня, как своего законного сына. Сделать сына ведьмы наследником, да к тому же с передавшимся даром. Ведьмак с короной на голове — смешно, учитывая, что Готтьеры десятилетиями хвалились чистотой своей крови. Кто-то воспринял это известие спокойно. Я старался хорошо исполнять отведенную мне роль, пусть и не желал этого. Но были и те, кто воспринял новость в штыки. Именно эти люди не давали мне житья во дворце. Тем не менее, я терпел. И, к вашему сведению, Анна-Мария, первым вашим женихом был не принц Дориан, а я.
Девушка поджала губы. Поджала, дабы не открыть рот и не разразиться неуместными проклятьями. Ладно коварный принц, но ведьмак… Отец бы не позволил! Отец бы запретил!
— Время шло и принц, о чудо, начал идти на поправку, — продолжал Азуса. — Белый как полотно, но полный амбиций, он день за днем боролся с недугами. Пять лет назад Дориан выздоровел окончательно. Что же произошло с ведьмаком-наследником? Всё очень просто. В один день я был лишен всех привилегий. Родство с королем перечеркнули жирной полосой в семейном реестре, а меня самого спихнули в ведьмачью академию. Чтобы не отсвечивал и не оставался грязным пятном на репутации Готтьеров. Вот так, уважаемая графиня Понтилат, запросто можно вертеть судьбами людей, если в руках твоих непомерная власть. Думаете, я до сих пор держу на отца страшную обиду? Нет. Покидая эти стены, я вздохнул с облегчением, зная, что долгожданная свобода совсем близка.
— Пять лет… — прошептала Анна-Мария, морща лоб и наворачивая круги по комнате. — Пять лет… Получается, ты всё еще ученик академии? А вы все? — она кинула взгляд на Марло с Эмильеном и те не сумели удержаться от утвердительных кивков под ледяным взглядом графини. — Что же это значит?
— Вы мыслите правильно, — подтвердил Азуса, оторвавшись от объятых пламенем поленьев и встретившись взглядом с девушкой. — Никакая мы не команда сыскной службы. Мы — выпускники факультета некромантии и борьба с вашей предсмертной амнезией — наша дипломная работа. Для того академией и было дано разрешение на ваше воскрешение, для того мы вас воскресили и для того же обязаны выяснить все обстоятельства вашей смерти.
— Вот дура-а-ак… — хлопнул Марло себя по лбу, а Эмильен испуганно захлопал глазами, переводя взгляд то на одного участника назревшего конфликта, то на другого.
Руки графини затряслись, губы скривились, жилка нервно забилась под левым глазом.
Она — уважаемая графиня Понтилат, род которой восходил аж к королям прошлого, бывшая невеста принца, одна из первых при дворе, блестящий политический стратег, пианист-виртуоз… А еще — чья-то дипломная работа.
Азуса готов был стерпеть удар, готовый обрушиться на него. Удар негодования, ярости, отчаяния — чего угодно. Некромант не хотел больше врать. Рассказал бы обо всем позже — вышло бы еще хуже. Да и Анну-Марию после разыгравшейся в парадном зале сцены ему стало немного… жаль? Возможно ли это, учитывая ее скверный характер?
Графиня не торопилась с ответом. Навернула еще один круг по комнате, сцепив пальцы до побелевших костяшек, еще раз обвела троицу некромантов взглядом, в котором смесь самых разнообразных эмоций мешала выявить главную из них…
— Вон, — тихо произнесла она. Голос ее не дрогнул, но сама Анна-Мария дрожала, как осиновый листочек на холодном осеннем ветру. — Вон. Прошу вас, подите… вон.
Ни одного намека на слезы, но тоска, глубокая тоска, смешанная с растерянностью, пролегли на лице знатной особы, которая не так давно отчаянно рвалась во дворец — в свой дом. А дом ли?