– Скажи, ты росла в одном и том же доме? – спрашивает Гордон.
– Нет, – отвечаю я. – Мои родители после развода оба переехали в новые квартиры.
– Вот, вот, об этом и речь, – говорит Гордон. – Как, по-твоему, почему они разошлись? Конечно, если тебе неприятно говорить об этом, не отвечай. Мне иной раз непонятно, как люди могут расстаться, прожив вместе столько лет, преодолев столько трудностей.
– У меня была сестра, – говорю я. – Она умерла, когда ей было четыре годика. Какой-то врожденный порок сердца. Я тогда была совсем крошкой, не помню ее. Я еще сосала молоко из бутылочки, а в это время на глазах родителей их первенец сначала перестал бегать, а потом и ходить. После ее смерти они оставили в комнате все, как было. Не вынесли оттуда ни одной игрушки, не разобрали ящики в шкафах, три с половиной года даже не заглядывали туда. Я уже ходила в детский сад, когда они наконец переоборудовали комнату под прачечную.
– Какой кошмар! – восклицает Гордон.
– Ты прав, – соглашаюсь я. – На меня смерть сестры не произвела впечатления, потому что я даже не знала ее, но больше чем уверена, что именно это привело к неизбежному краху брак моих родителей. Правильнее сказать: то, как они отнеслись к этому испытанию, и погубило их брак.
– Наверное, так оно и есть, Хилари, все это очень тяжело…
Земля охлаждается с каждым годом. Виктор утверждает, что климат земли за семь тысяч лет стал заметно холоднее.
– Родители даже не прибрали ее постели, – говорю я.
– Как звали твою сестру?
– Дженис, – отвечаю я. – Это была комната Дженис.
Глава VIII
Мы все вместе в так называемой «таверне», где я никогда не была. В цокольном этаже там устроена биллиардная. В этом деле я – асс. Виктор с Гордоном, заключив пари на выпивку, гоняют шары. Они равные по силам противники, Гордон и Виктор. Гордон склоняется над столом под углом в сорок пять градусов. Не меняя позы, с силой бьет по шарам, посылая их в разные стороны. Виктору больше везет у боковых луз. Он держит кий как-то по-своему, но регулярно загоняет шары в лузы. Точно рассчитывает каждый удар и бьет, прижав подбородок к груди. Я наблюдаю за их игрой и пью пиво. Потом предлагаю Виктору заключить настоящее пари.
Вечер холодный, но на мне юбка. Чертовски холодно. Снег. Миссис Беркл отдала мне старомодные высокие ботинки, которые прикрывают лодыжки. Я спустилась к ней, чтобы уговорить ее взять мой маленький черно-белый телевизор. Но она наотрез отказалась, отмахиваясь обеими руками и хихикая в воротник платья. Телевизор она отвергла, но настояла, чтобы я взяла ботинки. Для нее это обноски. Для меня – старинные башмаки с узкими, как у ведьм на картинках, носами. Ботинки слишком хороши для меня. Я похудела. Мне кусок в горло не лезет, потому что Виктор теряет в весе фунт за фунтом. Гордон утверждает, что выгляжу я великолепно. Говорит, что теперь я не просто стройная, а гибкая, как тростинка. Вчера днем я принимала у него душ, и он сказал, что без одежды я необыкновенно хороша.
Беру с подставки кий и, слегка наклонившись, делаю вид, что бью по шарам. Старательно натираю кончик кия мелом, поддразнивая Виктора рассказами о своих победах.
– Хочешь, чтобы мы заключили пари на деньги? – спрашивает Виктор. – Прекрасно, я готов. – Подходит к Гордону, который допивает свое пиво. – Хилари воображает, что выиграет пари, – говорит Виктор.
Он складывает шары, и я разбиваю их слабым ударом. Стараюсь почаще мазать. Хочу, чтобы на этот раз Виктор легко одержал победу. Всю игру он опережает меня по крайней мере на пять шаров. Ведет себя по-джентельменски, берет на себя более тяжелые шары, чтобы я могла сравнять счет. Один удар делает, держа кий за спиной. Советует мне отказаться от дурных привычек: не пить пива и не заключать пари.
– Ты выиграл, – наконец признаю я, когда восьмой по счету шар сваливается в лузу. Печально вздохнув, предлагаю: – Давай повысим ставки. Удвоим. У меня есть наличные. – Он выразительно смотрит на меня, будто я совсем потеряла рассудок. Когда же я настойчиво спрашиваю, согласен ли он, отвечает:
– Это твои деньги.
Виктор собирает шары, отделяя те, что с полосками. Бросив на зеленое сукно стола треугольник, собирает их в кучу. Подняв над головой руки, похрустывает костяшками пальцев.
– Ты, кажется, утверждала, что классно играешь? – насмешливо спрашивает меня.
Я разбиваю шары, посылая сразу два в лузы. У меня полно беспроигрышных ударов. Один шар легким ударом кия направляю в угол, он обегает вокруг стола, по дороге загоняя в лузы еще парочку. Шары Виктора сбились в кучу, а мои, легко и изящно, точно попадают в угловые и боковые лузы. Кладу шесть шаров. Без промаха. Потом Виктор забивает один. Потом я. Гордон пьет пиво, с любопытством наблюдая за нами. Каждый мой удар доставляет ему удовольствие. Слегка улыбается, когда Виктор по ошибке задевает тринадцатый номер, – мой шар, и посылает его прямо в боковую лузу. Я беспощадна. Мне нужна победа. Хочу предстать перед Гордоном в самом выгодном свете. Выигрываю у Виктора две игры подряд. Всухую. Полный разгром.
Поднимаемся наверх, где играет музыка. Группа «кантри» исполняет медленную мелодию Хенка Уильямса.[12] Виктор протягивает мне руки. Прижавшись к нему, танцую с закрытыми глазами, положив голову на его плечо. Он крепко обнимает меня, покачивая в такт музыке бедрами. Танцуя, мы постепенно приближаемся к группе и оказываемся в непосредственной близости к усилителям. Музыка оглушает, кажется, что пол качается у нас под ногами. Виктор целует меня в ухо и шепчет: «Ал ты обманщица. Мастер экстра-класса».
Виктор отыскивает игровые автоматы и спрашивает у Гордона, который из них принадлежит его фирме. Гордон указывает на один: «Космический чемпионат по вольной борьбе», но уговаривает не играть, – «Скучища», – убеждает его. Но Виктор упрямо настаивает на своем и минут сорок кормит автомат монетами по 25 центов.
Гордон сидит в бане на табурете и пьет пиво из высокой керамической кружки. Наливает с верхом, пена переливается через край. Сняв пальцем пену, облизывает его. Просит меня потанцевать с ним.
Группа играет на электроинструментах старые мелодии. Парень бренчит на электрогитаре, а певица, девушка лет девятнадцати с большими выразительными глазами, в изящном платье, исполняет «кантри» из репертуара Грейс Слик и Марианны Фейфул. Хрипловатым голосом энергично выкрикивает слова «Белого кролика». Мы с Гордоном пробиваемся в самую середку, стиснутые со всех сторон танцующими парами. Танцуем робко, неуверенно, стараемся не прижиматься друг к другу. Он говорит:
– Как, по-твоему: если бы я еще не занимался с тобой любовью, если бы это было, скажем, наше первое свидание и никакого Виктора не было бы и в помине, – как бы я танцевал сейчас? На таком вот расстоянии от тебя или поближе? А руки держал бы у тебя на бедрах или на плечах?
– На плечах, – говорю ему.
– Да, наверное, – Гордон улыбается. Кладет руки мне на плечи. Подняв глаза к потолку, делает резкий поворот влево. Потом продолжает:
– Я старался бы не обидеть тебя. Боялся бы, что ты подумаешь обо мне плохо. Был бы не так пьян, поостерегся бы… старался бы угодить тебе.
– Не надо никуда ходить с нами, если тебе так тяжело, – говорю ему. Но в душе я благодарна Гордону. Никогда, никогда я не видела Виктора таким счастливым, как в последние пять или сколько там дней, когда Гордон все время с нами. Вчера вечером они уселись играть в карты. Виктор купил коробку сигар с наклейкой «Доминиканская республика», в комнате плавали клубы дыма. На голове у Гордона была бейсбольная кепка, повернутая козырьком назад. Около трех часов утра они перешли играть в кухню, чтобы я могла лечь спать. Уже рассветало, когда я проснулась и пошла в ванную, а они все играли. На плите кипел кофейник. Около Виктора на столе лежала солидная кучка фишек.
– Кто говорит, что «тяжело»? Я просто рассказываю тебе, как бы я себя вел на нашем первом свидании.
12
Хенк Уильямс (1923–1953), популярный американский певец, оказавший большое влияние на американские «кантри».