Выбрать главу

Конлей Райан снял запачканную кровью куртку и, забрав удостоверение, отбросил её в угол, обнажая чисто-белую парадную рубашку, надетую на него. Окинул взглядом комнату. Вышел, аккуратно закрыв дверь и не заметив человека, направляющегося в кабинет.

***

Справедливость в очередной раз восторжествовала. До конца тьмы в его жизни осталось совсем немного. Скоро всё закончится.

Конлей медленно шагал по опустевшим улицам в ожидании звонка, после которого потухнут лампы.

Голова его была как никогда чиста, тело не тяготила душная куртка, а на поясе не висел пистолет.

До освобождения души от тяжести тоже оставалось совсем немного.

По губам и глазам его изредка пробегала улыбка. Она любила улыбаться. Улыбалась почти всегда. Теперь он тоже будет улыбаться.

По его расчётам до звонка оставалось совсем немного.

На выходе из Отделения он заметил Эндрю, весело с кем-то разговаривавшего и, очевидно, собиравшегося домой.

Нет, им не стоит видеться.

Он остановился, спокойно отошёл в сторону и подождал, пока его ученик не свернёт на свою улицу.

Конлей находился в состоянии отрешённого умиротворения. Равнодушно смотрел на всё, равнодушно двигался к двери Отделения.

Он шёл на смерть в невероятном изнеможении, но шёл твердо и гордо, как и всегда.

Скоро всё закончится. Останется только свет.

Перед тем, как упасть перед недоумевающим дежурным на колени с руками за головой и чёткой фразой «я убил человека», Конлей дождался звонка и темноты у себя за спиной.

14 глава

в день Солнечной Революции

Вновь он шагал по этой улице. Приятно было размять ноги после камер Отделения.

Сколькие, кроме него, шли в здание Суда обретать смерть?

Скольких таких людей Конлей лично отправил сюда?

И сколькие, не пройдя даже церемонии выселения, отправились на тот свет от его руки?

Конлей Райан спокойно шёл к дверям здания Суда с застегнутыми за спиной руками. Бывшие коллеги, назначенные проследить за ходом церемонии, едва успевали за ним.

Этой ночью снилась она. Нежная, чуткая, милая. Рядом с ним. Как было всегда. И как скоро станет вновь.

Её письмо так и осталось лежать дома нераспечатанным. Он не посмел его тронуть.

Скоро наступит справедливость. Из всей группы революционеров оставался только Конлей.

Сейчас было спокойно. Не этого ли он ждал? Кон не знал. И не хотел обращать на это внимание. Скоро всё закончится.

Перед ним открыли двери здания Суда и под взгляды наблюдателей провели за решётку. Улыбающийся и уже не контролирующий это Конлей кинул беглый взгляд на судью, человека со слишком похожей судьбой.

Впрочем, судьбы многих других в этом зале были едва ли проще. Едва ли кому-то в Куполе было легко жить и думать. Едва ли кто-то жил, не пытаясь идти к счастью. И едва ли кто-то насладился плодами этих попыток.

Расстегнули наручники.

Но разве в их судьбе был виноват кто-то ещё, кроме них? Разве страдания Конлея и Альфреда исходили не из их собственных поступков? Разве у них никогда не было выбора?

Выбор был. И сейчас, наверное, первый раз в жизни Конлей не пытался сделать его правильно. Идти уже было некуда.

— Всем встать, суд идёт.

Конлей встал и посмотрел на судью. На его лице проглядывало явное волнение, губы кривились в попытках сдержать лишние слова. Глаза небыстро, но в отчаянии перебегали с места на место, чтобы не столкнуться с взглядом человека на скамье подсудимых.

Догадывался ли судья, кто сейчас перед ним за решёткой? Возможно.

Конлей вглядывался в лицо этого человека, пытаясь найти что-то, отличающее его от других в этом зале. Тщетно, как всегда. Даже в её лице не было какой-то явной особенности. Но она точно была особенной.

Какой? Какой она была? За что он её любил?

— Подсудимый Конлей Райан обвиняется в нарушении Порядка № 5 — убийство гражданского лица.

Ни один из сидевших в зале не подозревал, скольких гражданских лиц. И скольких ещё могло погубить их с товарищами занятие. Даже при таких мыслях улыбка не сползала с губ Конлея. Он не мог не улыбаться, осознавая всё, что произошло. Вернее, он не мог сделать нечто иное. Мог изменить и менял, что мог. Но прошлое безвозвратно уходило в пучины подсознания, откладываясь в памяти и не оставляя возможности исказить воспоминания, приукрасить их.

Конлей уже сделал всё, что мог. Оставалось только улыбаться. Как улыбалась она.

— Подсудимый, вы признаёте свою вину?