— Зря вы так обошлись с Жанин, — услышал он тихий голос.
Гравье обернулся. Перед ним стоял мсье Пребуа, человек без возраста. Несмотря на то, что тридцатилетие, не спеша, уже подобралось к нему, Пребуа все еще оставался милым послушным ребенком. Глядя на него, Даниэль всегда испытывал чувство отвращения.
— Ах, это вы, Оливье, рад встрече! Как поживает матушка? — спросил он с фальшивой улыбкой.
— Спасибо, хорошо, — по детски поблагодарил Пребуа.
— Я слышал, вам ищут невесту. Вы решили жениться?
Оливье пожал плечами.
— Матушка заставляет, — сказал он.
Даниэль расхохотался. Что за неожиданное признание!
— По какому поводу веселье? — поинтересовалась подоспевшая мадам Пребуа. — Оливье, я же говорила тебе не общаться с этим человеком.
Это была маленькая шустрая чернявая старушка. Она гордилась тем, что дала своему сыну хорошее образование, и теперь была одержима идеей найти ему достойную невесту. Мадам Пребуа считала себя очень умной и разбирающейся во всем на свете. Она заводила знакомства с учеными и философами, которые потом никак не могли от нее отделаться. Одно ее появление в салонах вызывало у всех ужас, и многие тут же начинали расходиться. Своей энергией и активностью, мадам Пребуа подавляла сына, которого умудрилась устроить на хорошую должность в Париже.
— Да, я его научу плохому, — хихикнул Гравье.
— Вас надо изолировать от общества! — воскликнула мадам Пребуа.
С этими словами она развернулась и зашагала по парковой дорожке, сынок поплелся за ней.
Софи спешила к своему жениху мсье Линдону. Это был молодой человек лет двадцати пяти, типичный продукт своего века, лишенный индивидуальности. Линдон был хорош собой, но в его глазах отсутствовала какая–либо мысль. Девушка радостно выбежала к нему навстречу. Она приготовила сюрприз для своего жениха и хотела его порадовать.
— Скоро мне будет восемнадцать, — начала она. — Я вступаю в наследство.
— Я женюсь на тебе не ради денег! — поспешил заверить ее Линдон.
— Знаю, иначе бы я не согласилась выйти за тебя. Но я кое–что приготовила для тебя, смотри!
Она достала кожаную папку, в которую был аккуратно вложен лист бумаги.
— Вот, прочти.
Молодой человек выполнил ее просьбу.
— Это же завещание! — воскликнул он. — Зачем!?
— Ты не рад? Пойми, я не могу завещать тебе все. Я хочу оставить половину моим родственникам, они тоже имеют право на наследство моей матушки.
— Я не об этом, дорогая. В твоем возрасте такие вещи не делаются, это дурная примета.
— Жак, как ты не понимаешь!? Я очень болезненная девушка, боюсь, что не доживу до нашей свадьбы. Мне бы хотелось…
— Не говори так! — перебил ее жених. — Прошу, не будем об этом.
— Хорошо, — согласилась Софи. — Ты прав, это не самая приятная тема для беседы.
Мадам Оже беседовала с мужем в гостиной. Это была довольно привлекательная женщина, которая тщательно следила за своей внешностью, так как любила быть в центре внимания. По возрасту она была старше Софи всего лишь на шесть лет. Мсье Оже было чуть больше пятидесяти. Несмотря на зрелый возраст, он так и не избавился от юношеской доверчивости и был склонен приписывать людям несуществующее благородство.
Темой беседы супружеской пары была предстоящая свадьба Софи.
— Я рад, что она выходит замуж за Линдона, — сказал мсье Оже.
— Надеюсь, он любит ее, — сказала его жена. — Многие молодые люди сейчас женятся по расчету.
— Нет, на этой девушке можно жениться только по любви. Она такая милая. Мне кажется, что все любят ее так же сильно, как я.
— В этом твоя беда, Луи. Ты думаешь, что все чувствуют то же, что ты.
— Ох, ты права, Каролин. Я до сих пор наивен.
— Кстати, зачем ты пригласил эту вульгарную куртизанку Ноэль?
— Дорогая, она сама приехала на день рождения Софи. Она ее родственница.
— Эта женщина явилась сюда с единственной целью поселиться здесь, окрутить тебя, а меня отравить!
— Господи, что за мысли, дорогая! — испугался мсье Оже. — Хорошо, после того как мы отпразднуем день рождения Софи, я уговорю ее уехать.
— Ладно… две недели мне придется терпеть унижения. А какой пример она подаст девушке!
С этими словами Каролин ушла, оставив мужа одного. Мсье Оже недолго оставался в одиночестве. Его окликнула мадмуазель Кремер, камеристка Софи, строгая девица, которой недавно минуло двадцать девять. Она была некрасива и слишком худа, постоянная напряженность придавала ее лицу неприятное выражение. Кремер никогда не выражала своих чувств и эмоций и держалась подчеркнуто холодно.