Он неисправим, успел подумать я, прежде чем провалиться глубокую дрёму.
***Я проснулся из-за того, что болела затёкшая шея. За окном уже серели предрассветные сумерки.
— Доброе утро, — произнёс отец, — правда, здорово вот так, вдвоём, ехать навстречу рассвету? Согласись, что-то в этом есть.
Я посмотрел на него искоса, но ничего не ответил.
— Выспался? — поинтересовался отец.
— Так себе, — я потянулся и снова зевнул.
Отец, несмотря на то, что всю ночь провёл за рулём, совершенно не выглядел утомлённым. Напротив, он казался бодрым и свежим, словно хорошенько поспал. А ещё — очень счастливым.
Отец перехватил мой взгляд и подмигнул:
— Не расслабляйся, нам ещё долго ехать.
И тут я заметил то, на что раньше не обращал внимания, — дорогу, по которой мы ехали. Это не был автобан или шоссе. Впереди между рыжими стенами соснового леса петляла узкая линия, засыпанная сухими иголками. Обычный просёлок, по которому ездить можно только летом и то — на внедорожнике вроде нашего ВАЗа.
— Пап, а где мы?
— В машине, где же ещё.
— Серьёзно, пап. Почему мы по лесу едем, а не по нормальной дороге.
Отец пожевал губу и спросил:
— Если я тебе скажу, что так быстрее, ты мне поверишь?
— Нет. Ко всем частям ведут хорошие дороги, и ты это знаешь, — я снова стал волноваться за отца; кажется, у него ничего не прошло. — Куда мы едем?
Отец перестал улыбаться. Он замедлил ход машины и спросил:
— Ты в самом деле хочешь знать?
Я кивнул.
— Мы едем на Алтай, к моему другу. Он лесник.
— Чего??? Пап, причём здесь Алтай? Тебя же в другую часть перевели.
— Никуда меня не переводили. Просто я решил до поры до времени не говорить тебе правды.
— Какой правды, пап? О чём ты?
— Да о том, дурья башка, что я не хочу тебя потерять! — вспылил отец.
Я отшатнулся к дверце.
— Я не допущу, чтобы ты попал в зачетник, понимаешь? Ты — это всё, что у меня есть, и я не могу допустить, чтобы ты умер. Мы уедем на Алтай, спрячемся в горах, и никто нас не найдёт. В той глуши можно дивизию спрятать и никто не узнает. И не важно, что будет дальше, главное чтобы ты жил. Понимаешь? Сынок, ты понимаешь меня?
Я не мог ему ответить. Просто слова застряли в горле. В голове не укладывалось: мой отец — дезертир. Мой! Отец!! Дезертир!!!
— Папа, — вырвалось у меня, — но ведь ты присягу давал.
— Да пусть они подавятся своей присягой! — рыкнул отец, — Они не могут заставить меня отдать им своего единственного сына.
— Папа, но ведь нельзя так — Родина в опасности….
Отец вдруг резко вывернул руль, и мы соскочили на обочину, под кроны деревьев. Машина дёрнулась и остановилась. Отец повернулся ко мне:
— Сынок, да ты что? Причём здесь Родина? Через пару часов нашу часть повезут на смерть. И вместе с солдатами — их семьи. Жён, матерей, детей. Какая Родина, сынок? Это обыкновенное убийство!
— Но это же взаимозачёт, папа! Наши — их! — жизни приблизят победу! Так и должно быть. Так всегда было.
— Нет! — заорал отец, — Не всегда! Твой дед сражался с оружием в руках, видя лица врагов. Он прошёл от Москвы до Берлина и вернулся. И он победил! И остался жив. А если бы он умер, то не было бы ни меня, ни тебя.
— А ты помнишь, что он рассказывал, — вспылил я в ответ, — про разорённые города и сёла, про разруху и голод? Про «всё для фронта, всё для победы»? Теперь-то всё совсем по-другому! Ни голода, ни разрухи, ни сирот и вдов. А всё потому, что ты и я, как твой сын, идём на смерть. Идём добровольно, чтобы наша Родина победила. Папа, это долг наш, понимаешь? Обязанность наша!
— Долг, Родина — это всё красивые слова! А ты знаешь, как всё выглядит на самом деле? Всех загоняют в большую камеру и травят газом. И вроде всё безболезненно, но видел бы ты лица людей и то, как они, лежат вповалку друг на друге.
— А то ты видел!
— Видел! И не хочу, чтобы ты оказался среди них.
— Папа, ну пойми ты, — я не знал, как ещё объяснить ему, — нельзя так. Мы должны и всё. Родина нуждается в нас.
— Знаешь что, — удивительно спокойным тоном проговорил отец, — в сорок первом году, когда немцы рвались к Москве, твой дед пошёл на фронт. Потому что Родина нуждалась в нём. Потому что его винтовка могла остановить врага. И остановила. А наша с тобой смерть кого остановит?
— Такого же врага!
— Сынок, да забудь ты про то, что тебе в школе говорили. Всё изменилось! Раньше я мог вернуться с войны. А теперь — нет. Всё, билет в один конец. Вот поэтому и решили, что семьи военных нужно вместе с ними в зачётник отправлять. Чтобы сирот не плодить да на пенсии не тратиться. Конечно! Это гораздо экономнее. Мне тоже в школе рассказывали, что высвободившиеся от военных расходов деньги помогли поднять экономику до заоблачных высот. Понимаешь, твой дед видел перед собой врага. А что увидишь ты? Стены газовой камеры? Раньше убивали хотя бы враги, чужаки. А теперь — травят свои. Арифметика проста: кто больше собственных граждан передушит — тот и победил! Ну да, экономика в порядке, разрушений никаких — чистенькая война. Только вот что я тебе скажу, сынок: страна, которая сама — понимаешь, сама! — убивает своих граждан, не имеет права требовать верности и преданности.