Умид долго стоял у калитки своего друга. Наконец постучал. На стук вышла мать Хакима. Умид поздоровался и, потупясь, сказал, что хотел попросить у Хакима ластик. Женщина обняла его, будто родная тетушка, похлопала по плечам и ласково сказала:
— Входи, сынок, в дом. Хаким в своей комнате делает уроки. Ступай к нему. У него, наверное, есть эта резинка.
Услышав голос друга, Хаким выбежал из дому, поздоровался с Умидом за руку и повел его к себе. Пока они болтали о разных пустяках, мать Хакима принесла касу плова, лепешку и чаю.
— Какой славный у моего сына товарищ, — сказала она, погладив Умида по голове. — Дружите да побыстрее вырастайте оба в богатырей-палванов.
Хаким проводил Умида к беседке, где у них находился рукомойник, и подал ему чистое полотенце. Они стали умываться, то и дело сталкиваясь лбами над тазом, брызгали друг на друга водой, весело смеялись.
Когда вернулись в комнату, Хаким предложил поужинать. Умид сказал, что он только что поел. Хаким не поверил и настоял, чтобы его друг попробовал плов, сваренный его матерью. Чтобы не обидеть его, Умид принялся за еду. Вдвоем они быстро управились с пловом. Умид очень давно так не наедался. Между делом он рассказал Хакиму о своих злоключениях. Показал отцовские ордена. Откровенно признался, что теперь боится показаться дома. И попросил друга сходить к нему домой и принести его портфель. Иначе он не сможет ведь сделать на завтра уроки. И учительница обязательно влепит ему единицу…
Хаким отлучился на минутку и рассказал об услышанном от Умида своей матери, сидевшей на айване с соседкой и за беседой попивавшей чаек. Умид услышал, как мать Хакима вздохнула и стала рассказывать соседке:
— Это не женщина, а чудовище, замучила совсем ребенка. Пусть аллах накажет эту желтушную Патму за муки невинного мальчика! Многие женщины, оставшиеся после войны без мужей, мечтают иметь хоть одно дитя, да не суждено им, видать. А эта заполучила такого славного мальчика и еще издевается над ним. Я сразу распознала, что это за птица, едва она переступила порог их дома… Умиджан был любимцем матери, надеждой покойной Хумайрыхон. Узнала бы она при жизни, что кто-то будет мучать ее сына, глаза бы выцарапала такому человеку… Пойду-ка я выругаю хорошенько эту Патму, — сказала она и поднялась.
Мать Хакима зашла в комнату, повязала платок на голову и, расправляя засученные рукава платья, сказала:
— Вы посидите-ка, детки, не балуйте. Чаю попейте. А я схожу к Умиджану домой, скажу, что он у нас сидит, что вы вместе занимаетесь уроками. Да книжки его заодно принесу…
Прошло чуть более часа. Вернулась мать Хакима и принесла портфель. Соседка, не дождавшись ее, ушла. А Умид за это время чего только не передумал. Извелся весь: боялся, что мачеха может отругать эту добрую женщину, обозвать ее нехорошими словами. Она ведь ни с кем не считается. Чего доброго, прибежит еще и сюда с прутом, прогонит Умида домой.
Хаким громко рассказывал о чем-то веселом, а Умид совсем не смеялся, наоборот, сидел насупившись, на вопросы отвечал невпопад.
А с возвращением матери Хакима Умид словно преобразился. Однако нет-нет да и задумывался о завтрашнем дне. Начали делать уроки. Просидели допоздна. Потом, усталые, улеглись рядышком в постель, заранее приготовленную для них на полу.
Утром, поев сливок с лепешкой и выпив чаю, отправились в школу. Отсюда было немножко дальше до школы, чем от дома Умида. Чтобы скоротать время, по дороге Умид рассказал Хакиму про свою собаку, которую звали Сезгир — Чуткий…
Он увидел его на улице, раскисшей от дождя. Умид не сразу понял, что этот крошечный коричневый комок — щенок, едва державшийся на лапках. Мальчишки целой оравой с криками и улюлюканьем преследовали его и подгоняли прутьями и камнями. Щенок был тощий и весь мокрый. Видать, от слабости его заносило то в одну, то в другую сторону. И когда он плюхался плашмя в лужу, это вызывало взрыв хохота у разыгравшихся мальчишек.
Умид схватил палку и разогнал шалунов. Взял на руки щенка, дрожащего от холода и страха. Щенок, скуля и царапаясь, норовил высвободиться, таращился на своего избавителя испуганно и недоверчиво. Наконец убедившись, что ему ничто не угрожает, стал благодарно тыкаться ему в грудь холодной мордашкой. Он, наверно, искал материнские соски.