Итак, мы в истинном смысле слова бодрствуем нашими восприятиями чувств, Менее бодрствуем мы, но так что мы это состояние можем обозначить, как действительное «бодрствование» в отношении нашей «жизни представлений». Мы должны отличать жизнь восприятий от подлинной жизни мышления и представлений. Когда мы размышляем, отрешаясь от чувственного восприятия, т. е. когда мы не обращены на внешнее, то при этом размышлении мы уже в обычном смысле и в высшем смысле слова бодрствуем, хотя это бодрствование в чистой жизни представлений все-таки носит оттенок «грез» у одного человека больше, у другого меньше. Хотя у некоторых людей в жизни представлений может примешиваться нечто от грез, в общем мы все же можем сказать: мы бодрствуем и тогда, когда мы представляем себе.
Но мы не «бодрствуем», когда мы чувствуем. Конечно, чувства поднимаются из неопределенной недифференцированной душевной жизни и благодаря тому, что мы «представляем» себе чувства, что представления, т. е. бодрственная деятельность постоянно примешивается к чувствованию, мы думаем, что мы и в чувствовании бодрствуем. Однако, в действительности подвижность нашей души в чувствовании совершенно та же, что и при обыкновенном сновидении. Есть глубокое сходство между состоянием сновидения и подлинным состоянием чувствования. Если бы мы всегда были в состоянии, то, что мы увидим во сне освещать нашим представлением так же, как мы освещаем нашу жизнь чувств, мы совершенно в такой же мере разбирались бы в нашей жизни сновидений, как мы разбираемся в нашей жизни чувств, ибо подлинные чувства присутствуют в душе совершенно так же, как сновидения. Чувства, аффекты, даже в известном смысле жизнь страстей присутствуют в нашей душе так же, как видения снов. На основании своей бодрственной жизни ни один человек не может сказать, что, собственно, происходит, когда он чувствует, или в том, что он чувствует. Как было сказано, это поднимается из неопределенной, недифференцированной душевной жизни и затем освещается светом представления. Но это есть жизнь сновидений. Это сродство жизни аффектов и чувств с жизнью сновидений хорошо известно и неоккультистам, например, прекрасный эстетик Фридрих Теодор Фишер часто подчеркивал глубокое сродство, существующее в душевной жизни человека между чувствованием и сновидением.
Еще глубже лежит в душевной жизни подлинная жизнь воли. Что знает человек о том, что, собственно, происходит в его внутреннем, когда он говорит: «я хочу взять книгу» и когда рука протягивается и берет книгу? То, что здесь совершается между мускулом и нервом, то, что тогда происходит в организме, а также и то, что происходит в душе для того, чтобы волевой импульс перешел в движение, в действие, об этом человек знает не больше, чем о событиях глубокого сна, лишенного сновидений. Это фактически так: подлинная сущность жизни нашей воли освещается жизнью наших представлений, поэтому она предстает так, как если бы мы ее осознавали: но подлинная сущность жизни нашей воли протекает в действительности также и между пробуждением и засыпанием в совершенном состоянии сна.
Итак, мы видим: мы действительно, в истинном смысле слова «бодрствуем» только в отношении нашего восприятия в чувственном мире и нашей жизни представления. Но мы спим так же и в состоянии бодрствования, в отношении нашей жизни чувств, которую мы, собственно, проводим как во сне, а особенно в отношении нашей жизни воли, которую мы, собственно, непрерывно просыпаем. Так простирается состояние сна в состоянии бодрствования.
Итак, представим себе, как мы проходим сквозь мир: бодрственно переживаем мы нашим сознанием, собственно, только восприятие чувственного мира и мир наших представлений. И в это переживание человека включен мир, в котором плавают наши чувства и волевые импульсы, мир, который нас окружает подобно тому, как нас окружает воздух, но который совершенно не входит в наше обычное сознание. Кто таким образом подходит к вопросу, тот поистине недалек от признания вокруг себя так называемого сверхчувственного мира.
Все только что сказанное мною имеет еще более значительные последствия. За всем этим скрываются значительные факты жизни в ее целом. Кто знает жизнь, которую человеческая душа проводит между смертью и новым рождением, тот увидит, что в этом мире, через который мы проходим во сне, мы живем вместе с так называемыми умершими. Умершие все время здесь. Они пребывают и движутся здесь в сверхчувственном мире. Мы отделены от них не нашей «реальностью», а только состоянием сознания. Мы отделены от умерших так же, как мы во сне отделены от окружают их нас предметов. Мы спим в помещении и не видим стульев и многого другого, находящегося в помещениях несмотря на то, что оно здесь. В отношении чувства и воли мы в так называемом состоянии бодрствования «спим» среди так называемых умерших — только мы не называем это сном также, как мы не воспринимаем окружающих нас предметов, когда мы спим.