Из этого мы видим: то, что нам принес материализм, должно было бы в то же время обратить наше внимание на то, как, собственно, необходимо, безусловно необходимо для нашего времени и для ближайшего будущего искание конкретного действительного отношения к духам умерших. Вопрос только в том: как можем мы соответственным образом ввести в наши души те мысли, ощущения и чувства, которые стремятся из того царства, где находятся умершие.
Но уже и для этого мы указали опорные точки и в последней лекции я говорил здесь о важных моментах, которые человек должен иметь в виду: о моменте засыпания и о моменте пробуждения. Я хочу сегодня еще точнее охарактеризовать некоторые, связанные с этим подробности.
В тот мир, в котором мы живем в нашей обыкновенной бодрственной жизни, который мы воспринимаем извне и в котором мы действуем нашей волей, покоящейся на наших побуждениях, — в этот мир умерший не может входить непосредственно. Он отрешается от этого мира тем, что он прошел врата смерти. И все-таки мы можем иметь общий с умершим мир, если мы, побуждаемые духовной наукой, сделаем попытку, которая в наше материалистическое время является трудной попыткой — наложить некоторую узду на наш внутренний мир мышления, так и на мир нашей жизни и не давать им воли, как мы это обычно делаем. Мы можем развить способности, которые дадут нам общую почву с душами, прошедшими через врата смерти. Конечно, именно в настоящее время в общей жизни существует необычайно много препятствий к тому, чтобы найти эту общую почву. Первое препятствие это то, которого я еще, может быть, меньше касался. Но то, что об этом следует сказать, вытекает из других, уже приведенных здесь размышлений. Первое препятствие в том, что мы вообще слишком расточительно обращаемся с нашими мыслями в нашей жизни. Все мы в настоящее время расточительны в отношении нашей жизни мысли. Я мог бы также сказать, что мы доходим прямо-таки до мотовства по отношению к жизни наших мыслей. Что под этим подразумевается?
Современный человек живет почти целиком под впечатлением поговорки — «мысли беспошлинны». Это значит, что можно, собственно, пропускать через мысли почти все, что хочет проходить через них. Вспомните только, что разговоры суть отображение нашей жизни мысли, и подумайте о какой жизни мысли можно заключить по разговорам большей части людей, когда они так болтают, переходя от одной темы к другой, выпаливая мысли, как они приходят. Это называется расточать ту силу, которая нам дана для мышления. И мы все время производим это расточение, это мотовство в нашей жизни мысли. Мы разрешаем себе любые мысли. То мы хотим чего-либо, что нам только что пришло в голову, то бросаем эту мысль, переходя к другой. Словом мы не склонны к тому, чтобы в известном отношении взять под контроль наши мысли. Как это, например, бывает иногда неприятно: кто-нибудь начинает говорить; слушаешь его одну или две минуты и он уже перешел на совершенно другую тему. Но чувствуешь потребность продолжать говорить о том, о чем начал. Это может быть важно. Тогда бываешь вынужден обратить внимание на то, о чем мы, собственно, начали говорить. Если хотеть действительно внести серьезность в жизнь, то каждую минуту приходится вспоминать о начатом разговоре. Это расточительство силы мысли, это мотовство силы мысли препятствуют тому, чтобы из глубины нашей душевной жизни к нам поднимались те мысли, которые не наши, но которые у нас общие с духовным, с всюду господствующим Духом. Это произвольное перескакивание с одной мысли на другую отнимает у нас возможность ждать в бодрственном состоянии, пока из глубин нашей душевной жизни поднимутся мысли, не дает нам ждать «наитий», если можно так выразиться. А между тем это и есть именно то, что нужно развивать, и в особенности в нашу эпоху, по указанным причинам, так развивать, чтобы действительно создать в душе настроение, состоящее в том, чтобы бодрствуя, уметь ждать, пока к нам как бы из глубоких подо-снов души не поднимутся мысли, которые явственно возвещают о себе, как «данное» нам, а не созданное нами самими. Не следует думать, что выработка подобного настроения может идти быстрым темпом. Это невозможно. Над ним надо поработать.
Но если его развивать, если мы действительно стараемся просто бодрствовать, а не засыпать тотчас после выключения непроизвольных мыслей, а просто бодрствовать и ждать того, что нам будет дано, тогда постепенно разовьется это настроение. Тогда в нас разовьется возможность дать к нашей душе доступ таким мыслям, которые идут из глубины души и благодаря этому приходят из того мира, который лежит дальше нашей самости. Если мы это действительно разовьем, то заметим, что в мире существует не только то, что мы видим глазами, слышим ушами, воспринимаем внешними чувствами и то, как наш рассудок комбинирует эти восприятия, но заметим, что в мире существует объективная жизнь мысли. Теперь еще очень немногие знают об этом по собственному опыту. Это переживание всеобщей жизни мысли, в которой душа живет, еще не является каким-либо значительным, оккультным переживанием, это есть нечто такое, что может пережить каждый человек, если он разовьет в себе указанное настроение. При таком переживании он может сказать себе: в повседневной жизни я нахожусь в мире, который я воспринимал своими чувствами и который я скомбинировал своим рассудком. Но затем я прихожу в такое состояние, как если бы я, стоя на берегу, погружался в море и плыл в волнующейся воде: тогда я действительно нахожусь как бы в волнующемся море. Тогда мы имеем ощущение жизни — предчувствуем, по крайней мере жизнь, которая сильнее, интенсивнее жизни сновидений, но которая, однако, между собой и внешней чувственной действительностью имеет такую же границу, как и между сновидением и чувственной действительностью. При желании, о таких переживаниях можно говорить, как о «сновидениях». Но это не сновидения! Ибо мир, в который мы здесь погружаемся, этот мир волнующихся мыслей, который не суть наши мысли, а мысли, в которые мы погрузились, это тот мир, из которого встает наш физически — чувственный мир, встает как бы уплотненным. Наш физически-чувственный мир подобно льдинам в воде: вот вода, льдины отвердевают, плавают в ней. Подобно тому, как лед состоит из вещества воды, будучи только в другом агрегатном состоянии, так из этого подвижного, волнующегося мира мыслей поднимается наш физически-чувственный мир. Таково действительное происхождение, физика говорит только о своем «эфире», о кружащихся атомах, потому что она не знает, каково действительное первичное вещество. Шекспир стоял ближе к этому первичному веществу, когда он вложил в уста одного из своих действующих лиц слова: «Мир действительности соткан из сновидений».