Часть 1
Мне хорошо знаком этот проспект…
Здесь лучшие магазины в городе — я часто останавливалась возле витрин и разглядывала модели, представленные на манекенах, соблазнялась на новинки… Бывало, мы назначали встречи в этом районе, на аллее, где полукругом стоят скамейки, и наблюдали за стаей воркующих голубей. Я кидала им хлеб…
Но те времена прошли. Теперь я иду по той же знакомой брусчатке босая, изучаю застывших манекенов и чувствую себя в порядке хотя бы от того, что способна передвигаться и ощущать, как кожу холодит дуновение ветра — я есть, я живу, я существую. Все куда-то спешат, а я разглядываю этот мир, людей в этом мире, пытаюсь угадать, что связывает их друг с другом, куда они бегут, о чём думают…
В отличии от них мне торопиться некуда. Я замедляю шаг, останавливаюсь — достаточно одной моей мысли, чтобы я почувствовала невесомость, закрываю глаза — слышу только удары своего сердца… Открываю: люди бегут, как прежде, но я наблюдаю за ними с высоты — они превращаются в поток, постепенно поток изливается в море, в свою очередь море впадает в океан и так до бесконечности… Месяцы, или годы — я точно не помню. Теперь не имеет значения сколько времени я наблюдаю за жизнью со стороны. Поверьте, раньше я не обращала на эту суету никакого внимания, тем более меня не интересовали мысли совершенно посторонних горожан — тогда я не всматривалась в их лица, они меня не волновали. Но всё изменилось в один роковой день.
С той минуты, когда захлопнулась дверь за спиной одного негодяя, который вторгся в наш дом, прошло ровно час пятнадцать. Я не отслеживала на часах пройденный промежуток времени, самый чудовищный в моём сознании… Я определила, когда телефон, брошенный мною на подоконник, отзвонил напоминанием, исполнил ненавязчивую мелодию из мира живых — за мгновенье до внезапного вторжения этого монстра я выставила будильник, чтобы не прозевать удобный момент для выхода. Теперь было неважно куда…
За кухонным столом сидели двое: одна из них — я, напротив — моя сестра, и обе были мертвы… До сих пор витал запах жареного картофеля, приправленного специями — сестра умеет его готовить лучше, чем кто-либо. Мясная вырезка, запечённая в фольге по новому рецепту, давно остыла, я к ней так и не успела притронуться, не смогла оценить степень мастерства дорогой сестрицы в ходе кулинарного эксперимента. Мои руки свесились вниз. Всё это время я ломала голову — как ими пошевелить… Но я не могла.
На лице сестры застыла гримаса, похожая на улыбку. Это постоянное выражение добродушия всегда было её визитной карточкой, в данный момент оно наоборот относилось к таким понятиям, как послесловие, послевкусие… Я бы сказала: послесмертие… Она смотрела на меня полуоткрытыми глазами, касаясь щекой содержимого тарелки, и вместо упрёка её лицо говорило мне: не беспокойся, всё хорошо… Она смотрела не на мой обмякший труп со свешенной вперёд головой, а именно на меня, сидящую на полу у окна в состоянии неопределённости… Кажется, за эти час пятнадцать я прошла все этапы: сначала шок, потом отрицание собственной смерти, теперь — апатия, безысходность…
Три месяца назад она сообщила мне, что ждёт ребёнка от своего безответственного и незрелого бойфренда — значит в этой кухне нас было трое… Я безнадёжно пыталась их реанимировать: её и зарождающуюся в ней жизнь, кричала, сотрясала мёртвое тело, но ничего не сдвинулось с места, возможно, только её каштановые волосы разлетелись по сторонам от моих лихорадочных движений под воздействием приступа, вызванного одержимостью вернуть безвозвратное…
Несколько раз звонили телефоны: кто-то нас разыскивал. Я не стала подниматься, чтобы взглянуть: мне было не до них. Мой начальник, её не созревший, до сих пор сомневающийся дружок, а может банк с предложением кредита… Как мне им объяснить, что деньги нам больше не потребуются? Телефон на подоконнике маялся, по миллиметру съезжал на край, настаивал, чтобы его взяли в руки. Холодильник издавал клюкающие звуки, дребезжал, и снова всё стихало.
Я и она. Мы оставались в тишине. Обед давно покрылся белесым налётом, утратил вид первичной сочности, ароматного шедевра — в момент раскладывания по тарелкам я уже поедала его глазами, а теперь он вызывал отвращение. Моя тридцатисемилетняя сестра мне всегда была матерью, старшая и заботливая, стремилась меня порадовать, заморачивалась с новым рецептом: продукты выбирала с любовью, складывала в корзину — я скучно катила её перед собой, а мысленно погрязла в работе… Вставила ключ зажигания, собралась трогаться, она — нет, стой, фольгу забыла! Ещё ждала минут тридцать, пока она сделает тот же крюк по гипермаркету…